Ни санитаров, ни носилок. Выносили на одеяле. Холодов ещё жив.
Лицо журналиста, которому министр обороны велел заткнуть рот, уже 20 лет назад, в понедельник, 17 октября 1994 года, стало символом несчастной судьбы. В первый раз в истории «новой России» убили журналиста за то, что он писал правду. Убийство было раскрыто, но исполнителей оправдали. Под заголовком «ПОЛИТИЧЕСКОЕ УБИЙСТВО» вышли две заметки. Первая появилась в день взрыва, когда из Склифа позвонили: «Умер». Вторая — на следующий день. Она перед вами.
Политическое убийство. «Президент дал указание министру внутренних дел Ерину взять расследование под строгий контроль». Москва, Кремль, 17.10.1994 г. Эта фраза из официального заявления Кремля оставила глубокий след в сознании. Но думать о ней было некогда. Плачущая редакция готовила траурный номер. Мы писали о погибшем друге. Через редакцию проходили российские и иностранные журналисты, сотрудники милиции, ФСК, прокуратуры. Звонил сердитый шеф «Скорой», утверждая (по невидимой нам рапортичке), что врачи прибыли через 17, а не через 30 минут… Мы решали: где отпевать, где хоронить, где поминать…
В восьмом часу вечера из подмосковного Климовска в редакцию приехали родители Димы. Время не позволяло размышлять над официальными заявлениями. Но ближе к двум часам ночи кремлевская фраза начала терзать разум. Ерину поручили строгий контроль. Почему? Главный милиционер должен был получить приказ «Поймать!», что, впрочем, он обязан делать и без специальных указаний. Дело милиции — ловить. Контроль — задача прокуратуры. В подобном беспрецедентном случае это дело Генеральной прокуратуры.
Мы привыкли к ежедневным убийствам. Но до сих пор это были бытовые и заказные разборки. Все они были связаны с деньгами: устранение конкурентов, дележка, уничтожение тех, кто знает номер заграничного счета или путь фальшивой авизовки… Убийство Дмитрия Холодова — совсем другое дело. Это был абсолютно чистый человек. У него не было связей с мафией, наркотиками, пьянством или проститутками. Это было чисто политическое убийство.
Одинаковая аналогия — убийство священника Александра Меня. Кристально чистый человек, один из авторитетнейших богословов мира, был убит по дороге к храму. Тогда оба президента — Горбачев и Ельцин — поручили своим министрам МВД и КГБ провести немедленное и строгое расследование и «взяли под строгий контроль» — и… ничего. В сентябре 1990 года я писал в «Огоньке» о том убийстве: «Кто ищет? Не тот ли, кто спрятал?» Тогда сыщики, отказываясь от версии политического убийства, предлагали «ограбление», «ревность» или даже намекали на гомосексуальные причины происшествия. Это был террор, и он остался безнаказанным.
Террор — это не просто убийство одного. Это и устрашение многих. Умные люди говорят: «Вы ошибаетесь, возлагая вину на Министерство обороны». Если бы генералы решили убрать неугодного журналиста — разве стали бы они устраивать такой громкий спектакль? Разве не могут убрать кого угодно, тихо зарезав в подъезде? Зачем же убивать открыто того, кто расследовал коррупцию в высшем эшелоне Министерства обороны? Не стоит ли предположить, что это убийство — провокация против армии? Способ обрушить на несчастную армию гнев общества и властей.
Правы умные люди. Если хочешь убить одного — зачем шуметь? Но если хочешь запугать остальных? Убийство Дмитрия Холодова накануне его выступления на парламентских слушаниях о коррупции в Западной группе войск — это внятная угроза всем, кто хотел бы выступить с разоблачением.
Когда наши сыщики и их контролеры не найдут убийц Димы Холодова, все получат повышение. Но когда милиция бросает Москву на произвол мятежников — орден. Когда милиция бездарно пытается захватить террористов и убивает заложников — никто не наказан; никто не думает об отставке.
Когда нам рассказывают о борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти, а через полгода, никого не поймав, бросают это занятие, — это трудно понять. Воров, торговцев наркотиками, рэкетиров — сотни тысяч. Но «высших эшелонов» всего лишь сотня человек. Они же все на виду.
Мы не обращаемся к высшим эшелонам. Мы надеемся не на них. В Москве тысячи милиционеров, чекистов, прокуроров. Честные есть — они живут бедно. И когда убивают банкира или бандита, эти честные ребята думают: так им, буржуям, и надо. Это неправильно, но можно понять. Но сегодня убит такой же, как они, честный, бедный, прекрасный парень. Он делал то же, что и они — воевал с негодяями. Поймайте их. Нам нужны заказчики. Поймайте их. Мы знаем, как часто прокуратура или суд «почему-то» отпускали тех, кого вы ловили с риском для жизни. Этих — не отпустят. А если отпустят — займут их место. Мы просим: найдите убийц. Поставьте на уши весь город. Найдите — и у вас будет чем гордиться в глазах ваших жен и детей. У вас есть честь? Она поставлена на карту.
Александр МИНКИН, «МК» 19 октября 1994 г.
Невинные разговоры. Сыщики работали, не зная, что обвиняемые будут оправданы. В уголовном деле об убийстве Холодова имеются записи разговоров командира особого отряда Владимира Морозова с его женой. Эти разговоры были записаны легально. Июнь 1996 года. Морозов: «Мужики подогнали денежек немножко». Жена Морозова: «За красивые глазки?» Морозов: «Да… Главное, что они мне дали немножко денег, чтобы у меня в жизни все было хорошо». Жена: «И где они?» Морозов: «Я их оставил в сейфе. Мне страшно их сюда нести. 50 тысяч долларов». Жена: «Они тебя купить хотят». Морозов: «Они меня практически купили. Заранее, с потрохами. Ну такая работа. Все равно рано или поздно надо будет отрабатывать». Жена: «И как ты собираешься отрабатывать?» Морозов: «Я не знаю. Сегодня мужикам сказал: «Ставьте задачи». Жена: «Какие задачи, Володя?! Ты же завязал!»
Сентябрь 1996 года. Еще одна прослушка семейной беседы Морозовых. Упоминаются клички боевых товарищей: Максим — начальник разведотдела штаба ВДВ, полковник Поповских (такой позывной он использовал в Чечне); Скорцени — Прокопенко, заместитель Поповских; Никодимыч — заместитель начальника ГУОП МВД Батурин; Мурзилка — Константин Мирзаянц. Кто такие Саныч и Татарин остался неизвестным. Морозов: «Скорцени, Максим, Никодимыч». Жена Морозова: «Они тоже, как волки, сами по себе». Морозов: «Саныч, Мурзилка, Татарин… Кто из них все-таки патриот, а кто в какую дудку дует? Вот это непонятно». Жена: «Все будет нормально, главное — нам быть вместе. Вместе мы победим, правда?» Морозов: «Попробовать, может, перевалить их всех по одному? Как они мне надоели!» Жена: «Пока не поздно, да? Мне кажется, стоит одного из них убрать…»