В четверг на Ваганьково простились с Борисом Васильевым. Он был удивительный писатель, уникальный. Над его произведениями и фильмами по ним плакали десятки, а может, и сотни миллионов людей. Вспомните повесть «А зори здесь тихие». Сперва инсценировку поставили в Театре на Таганке; спектакль стал шедевром, слезы не сдерживали даже чиновники. Потом, в 1972-м, сняли кино — оно тронуло зрителей всего Советского Союза.
Панихида прошла в Центральном доме литераторов. Множество венков, ордена на подушках, почетный караул в парадной форме, военный оркестр — всё было как полагается. Всё было очень достойно. Были телекамеры, фотографы, телеграммы от руководителей страны (хотя их не стали зачитывать, но сказали, что такие есть). Всё было, только не было очереди. Не было народа. Не было однополчан. Те, кто не погиб в боях, ушли из жизни позже. Писателей тоже не оказалось. Объяснить это невозможно. Некоторые, впрочем, пришли; может, десять, может, двадцать. Но в Москве несколько тысяч писателей, и вряд ли найдётся хоть один более знаменитый, чем Васильев. И уж точно нет более благородного.
Не было читателей. Причины этого остаются загадкой. Вряд ли пришло более трёхсот. В четырёхсотместном зале ЦДЛ было полно пустых мест. Триста из 15 миллионов москвичей — это всего лишь две тысячных доли процента (0,002 %). Умри он на 25 лет раньше — очередь тянулась бы от Манежа. За эти годы в России ушло из жизни около 50 миллионов, и несколько миллионов уехало. Эти умершие и уехавшие были читателями. За эти годы в России родилось около 40 миллионов, и несколько миллионов приехало. Большая часть этих родившихся и приехавших — не читатели.
Ребёнка читать учат родители. Если не учат — это плохие родители. О людях иногда говорят: «дети своей страны». Наша страна не учит детей читать; она плохой родитель. Но, как водится, дети любят даже плохих родителей, даже грубых, жестоких, пьяных.
На войну Борис Васильев пошёл 17-летним, в июле 1941-го. Он воевал храбро, был ранен, награждён орденами и медалями. После войны стал писателем. «Иванов катер», «А зори здесь тихие», «В списках не значился», «Завтра была война», «Вы чьё, старичьё?»… Он нигде ни разу не кричал о своём патриотизме, но его книги являются настоящим патриотизмом. Чистым, а не площадным, оплачиваемым Кремлём. Он бесконечно любил Родину. Видел, какая она стала грубой, жестокой, пьяной, воровской — но любил, понимал и горевал о ней. Он осознавал, что она умирает, и пытался спасти её, как мог — своими геройскими и благородными книгами. Понимал, что единственным спасением могут быть мужество, справедливость и честь. Но его любимая Россия шарахалась от этих лекарств, как чёрт от ладана. Можно сказать, они ушли из жизни вместе.