Адвокат Иван Павлов, лидер группы «Команда 29», подвергшийся обыску 30 апреля и обвиняемый в разглашении тайны следствия, поделился своими мыслями о влиянии ФСБ на страну и суд, о «вспышке» дел о государственной измене и поведении следователей. Его команда занимается самыми резонансными делами по шпионажу и государственной измене, защищая высокопрофильных клиентов, таких как Виктор Кудрявцев и Иван Сафронов. Под угрозой и всевозможными ограничениями, среди которых запрет на использование интернета и мобильного телефона, Павлов ждет суда. В связи с этим Тимур Олевский посетил его в Петербурге.
— В какой момент вы почувствовали, что стали оппонентами не просто власти, а самого государства? — спросил Олевский.
— Мы не считаем себя оппонентами власти. Наша задача — защищать права граждан, преследуемых государством в закрытых делах. Власть, представляющая процессуальных оппонентов, нередко проявляет враждебность к нашей деятельности, что, на мой взгляд, является неправильным подходом. Мы делаем свою работу, гарантированную Конституцией, и считаем, что наше участие в этих делах необходимо.
— Но разве не существуют адвокаты по назначению? Без вас можно обойтись.
— Наши подзащитные выбрали нас, это их право, и власть должна это уважать.
— Может, не стоит защищать шпионов и диверсантов? Власть разберется сама.
— Если так рассуждать, тогда можно задаться вопросом: зачем нужны суды? Если правоохранительные органы никогда не ошибаются, может, действительно, стоит сэкономить на судебной системе? — ответил Павлов.
— Насколько близко мы к этой точке? — продолжил Олевский.
— Недалеко. Я не хочу измерять это в каких-то единицах. Если посмотреть на уголовные дела, то процент оправдательных приговоров в стране составляет всего 0,2%, что меньше статистической погрешности. В случаях с должностными преступлениями, где преследуются бывшие чиновники и сотрудники правоохранительных органов, немного больше шансов на справедливость.
— То есть, внутри системы Конституция действует в каком-то смысле?
— «В некотором смысле» — это точное уточнение. Даже в таких делах трудно добиться адекватного судебного подхода к оценке доказательств и определению виновности или невиновности.
— Вернемся к 30 апреля. Как начался ваш день?
— Я находился в Москве, готовясь к судебным заседаниям, когда меня разбудили ранним утром стуком в дверь. Следователь Главного следственного управления представился и сообщил о намерении провести обыск.
— И в этот момент вы уже понимали, что происходит?
— Да. Я сразу попросил следователя разрешить мне уехать на судебное заседание, но он сообщил, что уже предупредил суд и ждет долгого дня. В этом контексте он несколько раз упомянул слово «задержание», что заставило меня предположить, что у них есть дополнительные планы.
— Это был не случайный человек, а профессионал.
— Верно. Это был старший следователь по особо важным делам, а дело возбудил сам руководитель Главного следственного управления.
— Все это связано с делом Фонда борьбы с коррупцией Навального?
— Мы подключились к этому делу всего накануне первого заседания. К нам обратился Иван Жданов от имени Алексея Навального. Документы по моему делу были датированы раньше, и мы провели обсуждение рисков, связанных с этим делом.
— У вас не было варианта отказа?
— У нас демократия. «Команда 29» — это неформальная структура, и все решения принимаются консенсусом. Я горжусь тем, что никто из нашей команды не пожалел о решении взяться за это дело. Мы понимаем, что наше участие обусловлено нашим опытом работы с закрытыми процессами.
— А как насчет приговоров? Они же сейчас не секретные?
— Встречались случаи, когда приговоры были секретными, но сейчас они пишутся открыто. Мы сломали практику сокрытия суда и недавно полностью опубликовали процессуальные документы по делу Карины Цуркан.
— А законно ли это делать?
— Мы считаем, что это допустимо. Документы не являются секретными, а наши оппоненты делали все, чтобы скрыть суть дела. Мы публиковали только те документы, которые не имели грифов секретности.