A sane person to an insane society must appear insane. Это цитата из твиттера Курта Воннегута. Начнем с другого примера: «Так и живем, не пропустив ни дня, но каждый день проходит, словно дважды», — заметил Олег Кашин. Понедельник, 18 июня, должен был стать обычным днем. Второй день допроса в качестве свидетеля по делу о беспорядках на Болотной площади 6 мая. Казалось, что все самое плохое произошло накануне: люди в масках, во главе с известным оперуполномоченным Окопным А.В., ворвались в мою квартиру, произвели незаконный обыск в отсутствие хозяев и изъяли весь семейный архив: электронные фото сына, видео ультразвуковых обследований, ноутбуки, телефоны и даже принтер. Забавно, что старый принтер забрали, а новый офисный оставили. На нем я, в шутку, печатала планы по захвату Кремля с ракетами Тополь М.
Также были найдены «15 отрезков белой материи длиной 36 см», значок с ЛГБТ-символикой, 55 значков с надписью «мы придем еще», диски с фильмом «Настоящий Путин» и книги «Путин. Итоги». Изящным акцентом стал пункт протокола обыску: «стеклянный предмет неправильной формы (бульбулятор)», под которым скрывался ингалятор Махольда. Забавно, что ультразвуковой ингалятор не изъяли, и он мог бы стать «турбобульбулятором». Надеюсь, что всю изъятую литературу они прочтут. Можно даже с использованием «бульбулятора».
Сначала меня это шокировало, но вскоре стало смешно. Протокол никоим образом не воспринимается всерьез. Люди, никогда не сталкивавшиеся с предметами современного быта, пытаются объяснить их понятными для себя терминами. 18 июня я шла на допрос, где единственным моим вопросом было, когда вернут награбленное. Считаю, что обыск без присутствия владельца квартиры — это грабеж.
Тем не менее, между нами не было вражды. Во время допроса атмосфера была непринужденной. Я даже снимала свои балетки с милыми мышами на мысках. После допроса мы отправились на обед. В 5 вечера все изменилось. В «дамской комнате», оказавшейся мужским туалетом, телефон начал разрываться от звонков журналистов. Они спрашивали прокомментировать информацию о предстоящих обвинениях. Некоторые утверждали, что мне вменяют организацию массовых беспорядков. Странно, когда ты находишься в Следственном комитете, но о том, что тебе грозит статус подозреваемого, тебе сообщают извне.
Вернувшись к следователю, я чувствовала себя меньше приподнятой, но гораздо более злой. Следователи тоже выглядели не слишком радостными. Всю предыдущую неделю они искренне полагали, что занимаются расследованием. Они утверждали, что чрезвычайно честные следователи, работавшие с убийцами и маньяками, задерживают свой первый политический случай. Никто не скрывает, что дело политическое. Мне кажется, многие полагали, что от их мнения будет зависеть исход. Но система показала даже им, что они просто статисты, и о дальнейших действиях будут сообщать через пресс-службу.
Далее мы с адвокатом оформляли протоколы допроса и выполняли множество скучных процессуальных действий. Шутили о том, как им допросить лидера межгалактической революции. Вид следователей говорил о том, что даже они уже не рады этой экскурсии в Москву. В какой-то момент скучающий криминалист посмотрел на мои балетки и произнес: «Девушка, у нас пол-Подмосковья трупов некопаных, а вы тут сидите… со своими МЫШАМИ!». Владимир Владимирович, Ваш режим начинался с дела Ходорковского, а теперь дошел до меня. Вы до***лись до мышей.
