ЕСЛИ В СЕМЬЕ ОППОЗИЦИОНЕР
На московский рейс я зарегистрировалась заранее онлайн, чтобы сидеть у окна и любоваться облаками. Только уселась поудобнее, как услышала:
— Простите, вы не могли бы поменяться местами вон с той девушкой? Мы вместе летим, а посадили врозь. Ну, пожалуйста!
— Место у окна?
— Нет. Но попробуем организовать у окна. Надь, попроси у окна уступить! Нет?
— Да ладно.
И я поплелась в другой ряд, где оказалась меж двух молодых мужчин. Один из них молчал, не пил и не ел, а второй хлестал виски и без умолку изливал на меня свою, так сказать, душу.
Не успела я закрыть глаза, как услышала радостный голос:
— Вы на лыжах ездили кататься?
— Нет. Спасибо за комплимент. Я на конференцию.
— Какую, если не секрет?
— По политике и современному искусству.
— Я политикой не интересуюсь. Меня все устраивает. А чё? Бизнес работает, все нормально. У меня связи хорошие еще от отца достались. А вот с матерью не знаю, что делать.
— В смысле?
— Ну, вроде нормальная была, всю жизнь в школе работала, а тут на пенсии в политику подалась, на митинги эти ходит, какой-то народ странный у нее пасется. Активисты хреновы. Листовки печатает, плакаты рисует. Она рисует хорошо. Смешно получается. Я ей говорю, мол, мать, ты чё, вообще, с ума сошла? Какие марши на фиг? У меня ж бизнес. Вон, у Навального родню тряханули по полной. Ты о сыне бы подумала! И жена боится, что на работе узнают. Она у меня на радио работает. У них там строго так, по-советски.
— Я тоже на марши хожу и в пикетах стою.
— Чё, правда? Смеетесь? Ну, вы даете. И зачем вам это? Это ж все западная пропаганда воду мутит.
(Всё твоя вежливость, Волкова. Сидела бы у окна на своем месте! Вот влипла-то.)
— В смысле, это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году? Или печеньки госдеповские? Я на Западе все больше пропутинцев слышу. Их, похоже, кроме газа-нефти мало что волнует. За редким исключением.
— Во-во. Правильно. Только про Путина не надо. Я и матери говорю: «Чего тебе не хватает? Квартира есть, я помогаю, в стране все не хуже, чем у других. Ну, есть там коррупция, то-сё, а что, в Аргентине не так что ли?»
— Вы бы еще с Ираном сравнили или с Северной Кореей.
— Не, ну и во Франции хуже. Вы знаете, что у нас налог 13%, а во Франции – 70? У нас же мировые звезды Депардье и Бриджит Бордо гражданство просят.
(И не денешься никуда. В иллюминатор же не выпрыгнуть. Придется ликбезом заниматься.)
— Но 70% знаете с кого налог берут? Только с очень богатых людей. А над Депардье весь мир смеется. Он же совсем рассудок пропил, с Кадыровым обнимается, у которого людей похищают, пытают. Вы что, не знаете?
— А у нас в сельском хозяйстве вообще ноль налогов.
— В каком сельском хозяйстве? Поля по всей России не паханы. Фермеры еле выживают.
— Это миф, не надо. У нас все нормально. Про Россельхозбанк слышали? Там такие программы работают!
— Ну-ну. Я про скандалы о воровстве в этом банке слышала. И о том, как обманывали фермеров.
— Это неправда. Там все ок. Это все запад клевещет. Завидуют. Французы налог подняли, а знаете по кому это ударит? По артистам и спортсменам. Мы-то, бизнесмены, от налогов уйдем, не проблема, а у них все на виду.
— Да и артисты уходят. А спортсменам и платить не надо. Спорт не должен быть бизнесом. Я бы, как старик Хоттабыч, дала всем по мячу, чтоб не отнимали друг у друга ни мячи, ни деньги. А спорт должен быть бескорыстным.
(Такого он не ожидал и даже замолчал. Минут на пять.)
— Вы чё, серьезно?
— Абсолютно.
— Не, ну вы как моя мать. Что с вами делать! Я ей сказал: «Мать, ты чё семью позоришь?». У меня отец в ФСБ работал, погиб на Кавказе, орденов вон полный ящик, а она, вдова офицера, против власти поперла. Я ей больше помогать не буду, пока не бросит эту свою политику. Хватит. Мне деньги дороже. О семье думать надо.
— Можно еще донос написать.
— Чиво?
— Донос. Маму вашу посадят, а вы и деньги сохраните, и покой.
И тут, не поверите, он замолчал. Задумался. Интересно о чём. Кто меня тянул за язык? Еще и впрямь, Paul Morozoff, напишет донос. Переживаю теперь.