Неопределенность наполняет последние дни перед Новым годом, когда Алексей Парин, вспоминая свои 24 года работы на радиостанции, прощается со слушателями. Радио «Эхо Москвы», неизменно звучащее в моих автомобилях с памятной даты 19 августа 1991 года, стало частью моей жизни, но программы из цикла «Об опере, о пении, о славе» я открыл для себя лишь в последние два года. Эти передачи были настоящим наслаждением, поражающим своей глубиной и эрудицией автора, знакомого с лучшими оперными театрами Европы и Америки, а также со звездами оперной сцены и оркестрами.
Я не знаком с Алексеем Парином, как, возможно, многие из его слушателей, и не понимаю, почему такая программа исчезает с эфира. Низкий рейтинг? Программу перенесли с субботы на вторник, а потом и вовсе убрали. «К сожалению, ушел», — констатирует Венедиктов в «Эходроме», произнося это как некролог. Опросы показывают, что лишь пять процентов взрослого населения предпочитают консерваторию, филармонию, оперу и балет ночным клубам и кабакам. Сколько же из этих пяти процентов отводится на оперу? Вероятно, тоже пять. Балет народу понятен, но опера — это что-то иное.
Опера — квинтэссенция мировой музыкальной культуры, ее элитарности. На одном полюсе звучат песни о «восемнадцати» и «двух кусочках колбаски», заплесневелые и переправляемые из поколения в поколение. В одном из фильмов, отражающем трагизм современной России, подобные мелодии звучат на фоне оркестров Штутгартской оперы и Пражской филармонии. В то время как на другом полюсе музыкального мира — Алексей Парин со своими рассказами об операх.
Парин мог часами, или хотя бы в течение одного часа, увлеченно обсуждать любимую оперную арию, анализируя, как она звучит на разных языках и у различных исполнителей. Хотя на других радиостанциях можно встретить программы, посвященные серьезной музыке, циклы «О пении, об опере, о славе» были уникальными. Оперная классика сверкала в их содержании, словно алмаз высшей огранки, отправляя слушателей в путешествия по лучшим оперным сценам мира: «Ла-Скала» в Милане, «Гранд-опера» и «Бастилия» в Париже, «Ковент-Гарден» в Лондоне.
Сплошь и рядом слышится о том, как гаишники останавливают автомобилистов. Однажды, остановивший меня инспектор, с испугом спрашивает, что за музыка звучит из моего автомобиля, когда до него доносится речитатив, переходящий в роскошное ферматто. «До-ни-цет-ти!» — по слогам представляю композитора из цикла Парина. На что гаишник, испуганно махая руками, отвечает: «Езжайте!»
Алексей Парин знакомил нас с историей оперы и ее языковыми метаморфозами — переходами от традиционного итальянского к национальным языкам. Переход к немецкому языку давался сложнее и происходил позднее. Повествование о германской музыкальной культуре стало одной из граней алмаза и заслуг Алексея Парина. Для обывателя опера всегда ассоциировалась с Италией (Верди), позднее — с Францией (Гуно). О немецкой культуре, где оперы Моцарта исполнялись на итальянском, обыватель не знал.
В русском сознании образ немца нередко ограничивается стереотипами о сухом педантизме и бюрократии. Разговоры о маршах, таких как знаменитый «Марш авиаторов», порой сводятся лишь к спорам обо всем, что связано с исторической контекстом. Но вот пришел Парин и познакомил слушателей со всеми операми Генделя и Вагнера, разбирая чуть ли не по нотам хоральные прелюдии и кантаты Баха.
Сегодня в Германии, как рассказывал Парин, насчитывается около трехсот пятидесяти оперных театров, в то время как во Франции, традиционно считающейся страной музыкальной культуры, их лишь чуть более тридцати. Какова будет судьба оперных театров в России после нынешнего кризиса? Уже вскоре их число можно будет пересчитать по пальцам одной руки?
В Германии, Австрии и Швейцарии даже маленькие городки могут похвастаться своими оперными сценами. Помню, в крошечном Халле-ам-Заале я слушал малоизвестную у нас оперу Бетховена «Фиделио», и зрительный зал был полон. Город действительно стал значительно меньше, но полный зал местной оперы стал свидетельством интереса к культурному наследию.
В более крупных городах и на больших фестивалях, таких как Вагнеровский фестиваль в Байрёйте, культура оперного искусства продолжает жить. Однажды, проезжая по автобану из Берлина в сторону Нюрнберга, я не мог не заметить, как после знакомства с программами Алексея Парина место, которое раньше проходило мимо, стало меня притягивать.
В заключение, было бы обидно, если бы в эфире больше не звучало программы, которые были тоненькой ниточкой между тонкой прослойкой ценителей настоящей музыки и музыкальным пространством современной Европы. Как ни крути, «Лоэнгрин» и «два кусочка колбаски» — это две большие разницы!