28 сентября, находясь в Нью-Йорке, Путин призвал оказать поддержку Асаду, подчеркивая, что он является единственным легитимным лидером в стране. Однако 17 октября в интервью российскому телевидению Медведев отрицательно ответил на вопрос о том, принципиально ли для России, чтобы Башар Асад остался у власти в Сирии.
Этому диссонансу можно найти три объяснения. Первое: различные мнения между Путиным и Медведевым. Данную интерпретацию можно сразу же отвергнуть, так как Медведев не способен на разногласия с президентом, особенно в таких принципиальных вопросах. Кроме того, риторика других членов правительства также отражает смену стратегических задач.
Второе объяснение: полмесяца военной операции в Сирии показали, что полторы тысячи российских солдат не могут, кто бы мог подумать, существенно изменить соотношение сил с анти-асадовскими боевыми группировками (ИГ, Сирийская свободная армия, Джабхат-ан-нусра и др.), общая численность которых, по оценкам экспертов, составляет от 200 000 до 300 000 бойцов. Бомбардировки, осуществляемые 30 самолетами РФ, носят локальный характер и не способны — как бы ни говорили на Первом канале — принципиально укрепить позиции армии Асада.
Тем не менее, эти действия уже привели к кризису в отношениях с Турцией, членом НАТО, обострению отношений с другими участниками этого сильнейшего военного альянса, продвижению войск ИГ в направленности Алеппо и эскалации военной поддержки, предоставляемой анти-асадовской оппозиции Саудовской Аравией. Все это заставило кремлевское руководство осознать то, что большинству аналитиков было понятно давно: в нынешнем формате и масштабах российское военное присутствие в Сирии не может привести к разгрому анти-асадовских сил и носит преимущественно политический характер.
Для того чтобы заметно склонить чашу весов в пользу режима Асада, Кремлю необходимо многократно увеличить численность своего контингента, однако, судя по всему, Кремль к этому не готов. В результате Москва соглашается пойти на компромисс и добиваться консолидации контроля над Сирией под эгидой любой политической группировки, кроме ИГ.
Третье объяснение заключается в том, что кремлевское руководство продолжает дипломатическую игру, маневрируя между интересами Асада, Запада, Саудовской Аравии и Ирана. Реально приоритетом Кремля остается восстановление власти Асада, но перспектива открытого конфликта с НАТО не входит в кремлевские планы, что заставляет оказывать миру новые, более приемлемые для Запада и Саудовской Аравии компромиссные решения, не изменяя при этом своей линии.
На мой взгляд, второе объяснение выглядит наиболее реалистично. Здесь важно подчеркнуть, что приоритетной задачей операции в Сирии была и остается реализация собственных интересов Кремля, возможно, даже не имеющих прямого отношения к Сирии, но призванных отвлечь внимание россиян и международного сообщества от ситуации в Украине — а не поддержка каких-либо участников гражданской войны или уничтожение Исламского Государства. Как именно эти интересы будут продвигаться – это уже вопрос, который требует отдельного рассмотрения.