В прошлый раз я обещал вам поразмышлять о национальной идее. Это действительно трудная тема. Сколько томов и работ по ней написано, а толку нет! Почему так происходит? Я давно об этом размышляю, наверное, с 90-х годов, когда услышал, как Борис Ельцин обратился к Академии наук с просьбой выработать национальную идею. Словно её можно вырастить в колбе или лаборатории! До сих пор люди в разных кабинетах, возможно, даже в политических партиях, говорят о необходимости национальной идеи, но ничего не получается. Национальная идея не может быть навязана «сверху»; она всегда исходит «снизу», от народа.
Когда национальную идею пытаются спустить «сверху», появляется национальная идеология. Например, формула «Православие. Самодержавие. Народность», предложенная графом Сергеем Уваровым царю Николаю I в 1832 году. В начале XX века национальную идею пытался внедрить Столыпин, который считал основной причиной зла крестьянскую общину. У нас часто говорят, что русский народ соборный и общинный, и это, мол, его главное достоинство. Но Столыпин видел в общине источник зла, лишающего крестьян индивидуальности и инициативы. Поэтому он решил разрушить её, полагая, что народ в общине угнетаем и не растёт как собственник. Однако его планы столкнулись с сопротивлением крестьян, и вскоре началась революция, которая закончилась с убийством Столыпина.
Большевики предложили другую национальную идею: «построим коммунизм», «коммунизм — светлое будущее для всего человечества», «пятилетку в четыре года!» — всё это были спущенные «сверху» идеологемы, которые на самом деле были суррогатами национальной идеи. У русской нации национальная идея возникала лишь в моменты, когда государству угрожала серьёзная опасность. Будь это поляки или татары, Куликовская битва, которая объединила народ; французы, о которых вспомнил Толстой, — каждый раз, когда нация сталкивалась с глобальной катастрофой, люди объединялись и совершали чудеса. Исторически доказано: русская нация — народ-победитель.
Однако, как только угроза исчезала, а враг был побеждён, национальные интересы заканчивались, и люди разбегались по своим углам. Это значит, что объединяет людей лишь то, что угрожает их безопасности. Так что для многонационального государства, каким является Россия, особенной национальной идеи, по моему мнению, быть не может. Это лишь иллюзия. Например, эстонцы могут быть поняты: их всего около полутора миллиона, а рядом — огромная нация, Россия. Их национальная идея всегда будет состоять в сохранении идентичности, в стремлении к выживанию. И благодаря соседству с Россией у них появляется идея.
Чеченцев тоже можно понять. В XIX веке Россия пыталась их колонизировать, что приводило к этническим чисткам. Толстой описывал это в своих произведениях. Даже украинцы могут быть поняты: у них есть мощное государство, Россия, которое, как они думают, угрожает их недавно обретённому суверенитету. Политики разных убеждений играют на этом мифе. В таких ситуациях возникает что-то объединяющее нацию — общность интересов, главенствующая идея, которая скрепляет народ.
Почему же у России нет национальной идеи сегодня? Я думаю, и слава Богу, что её нет, — ведь сегодня никто не угрожает России ни захватом, ни порабощением. Нельзя постоянно искать национальную идею, ведь нас вряд ли объединит абстрактная идеология. Нам нужно вместе найти национальную задачу, в которую стоит поверить и решить её — вот это действительно важно и имеет смысл.
Как я уже упоминал, тот журналист, который пишет о национальной идее, продолжает свою мысль: «Кто-то должен взять и сформировать её…». Я бы поправил — ЗАДАЧУ. «Положив в сторону мнение большинства. Первое. Второе — программы воспитания детей через семьи, школы — тогда в следующих двух поколениях может быть просвет, при условии грамотной идеи (ЗАДАЧИ!). Задача для ныне живущих и уже созревших — сделать себе лоботомию, много не думать. Работать на местах, заставить себя поверить в — как там у Чехова? – „лет через двести-триста“». Эта мысль очень мудрая и мощная. Задача в том, чтобы определить, что воспитывать в детях и в первом поколении родителей, какая должна быть Главная Задача.
Кто-то из вас скажет, что нужна свобода, другой — изобилие, хлеб с колбасой, третий скажет — демократию и правильных начальников. А я скажу так — «воспитать в человеке индивидуальную анонимную ответственность». Хорошо, кто-то написал в комментариях к моему предыдущему блогу: «Свет в конце тоннеля есть, скажите вместе с нами — мы не стадо, мы люди». Это говорит о том, что есть люди, которые верят. Кстати, кто-то ещё заметил: «Ошибочно считать всех нас населением, а не гражданами. Обидно даже… Я вообще против обобщений и глобальных выводов». Замечательно, что вам обидно! Я рад, потому что это сигнал о том, что в вас просыпается протест против обвинений.
Но нужно понимать, что без обобщений нельзя, ведь любая мысль — это обобщение. Кто-то писал: «Им просто нужно увидеть нас…», то есть «им», кто там «сверху», обозначая пропасть между нами и государством. «Им просто нужно увидеть, что нас много». Что это значит? Это значит, что организованные граждане могут дать отпор тем, кто укоренился в властных структурах — будь то суды, правоохранительные органы, налоговая инспекция и так далее. Мы должны поднимать вопросы, писать жалобы и заваливать их юридическими обращениями. Пусть утопают в этих бумагах!
Недаром «синие ведёрки» добились успеха. Почему? Во-первых, они объединились. Во-вторых, они организованы. В-третьих, они действуют в рамках законодательства. Это настоящая головная боль для любой власти, потому что, когда все действуют в рамках закона, государство не может сжать вас в тиски. Поэтому на грамотные и обоснованные жалобы чиновники будут вынуждены реагировать. Это сложно, бюрократия, знаете ли…
Скажу больше — те, кто со мной согласен, что граждан почти нет, а есть только население, начинают уже превращаться в граждан. Варвар, признающий себя варваром, — уже немного цивилизован. Социолог Кара-Мурза отмечает: «Варвар никогда не признает себя варваром, потому что он не способен на отчуждение и объективизацию самосознания. Варвар оскорбится и найдет причины своего варварства вне себя». Первые признаки роста самосознания — это признание своего варварства и отсталости.
Согласен, что в 80-е годы на одном из своих выступлений я высказал такую формулу: «Рабовладельцы всегда там, где есть рабы; там, где нет рабов — рабовладельцы не могут появиться». Власть — это не танки, не дубинки, не полицейские. Власть цветет на пассивности. Теперь вернёмся к анонимной ответственности — главной задаче на сегодня. Да, некоторым сложно понять такую формулировку как «анонимная индивидуальная ответственность». Например, когда «мама» (то есть власть) знает, что «Петя» семилетний не может попасть в унитаз, и она его наказывает. «Петя» больше не сделает этого, потому что «мама» знает, что это делает именно он.
Индивидуальная анонимная ответственность — это то, как ты себя ведёшь, когда никто тебя не видит и не знает, как ты поступаешь. Иными словами, ваша совесть диктует вам поступки. И никто другой, ни начальник, ни полицейский, ни мама. Вспоминается замечательная история Александра Зиновьева о том, как в 1929 году он снял свой крестик перед гигиеническим осмотром в школе. Он сказал матери, что в школе ему объяснили, что крестик — это плохо. На это его мать, простая крестьянка, ответила: «Не ломай голову над тем, существует ли Бог или нет, главное — живи так, как будто Он есть». В этом есть глубокий смысл — это и есть анонимная ответственность: вести себя так, будто Бог на тебя смотрит.
Нельзя не вспомнить и замечательные стихи Зиновьева: «Установлено циклотронами в лабораториях и в кабинетах, Хромосомами и электронами мир заполнен. Тебя в нём нету. Коли нет, так нет. Ну и что же?! Пережиток. Поповская муть. Только я умоляю: Боже! Для меня ты немножечко будь!»