События на Ближнем Востоке явно стали неожиданностью не только для российской, но и для мировой элиты. Реакция властей и приближенных к ним аналитиков, для которых мир представлен через призму конспирологии, была предсказуема. Они вновь усмотрели заранее подготовленный сценарий, который, по их мнению, должен был распространиться и на Россию. Политическая ситуация в Египте и Ливии, судя по всему, напоминает им нечто знакомое.
Однако особое внимание привлекает шок, охвативший западных лидеров, в частности, США. Обама с тех пор, как начались волнения в Египте, находится в состоянии ступора. Еще в середине января, во время визита Хиллари Клинтон, речь шла о стратегическом сотрудничестве, а администрация США лишь осторожно упоминала об улучшении ситуации с правами человека в странах Залива и Египте. Вопрос Ливии вообще не обсуждался, поскольку у западных стран была другая задача — успеть к дележке ливийского нефтяного пирога, в чем в итоге преуспели англичане и итальянцы.
Если народные выступления в Тунисе еще воспринимались как нечто нетипичное, то когда Египет охватили протесты и стало ясно, что дни Мубарака сочтены, выяснилось, что США и Европа совершенно не готовы к тем геополитическим вызовам, которые предоставляет спонтанная революция в арабском мире. Это похоже на тот шок, который испытали американцы и западноевропейцы в конце 80-х — начале 90-х, когда крах коммунистических режимов в Восточной Европе застал дипломатов, аналитиков и разведчиков врасплох.
Падение Берлинской стены стало столь же неожиданным, как и ее появление. Американцы и западные европейцы, несмотря на быстро меняющуюся ситуацию в ГДР, считали, что в Чехословакии режим стабилен. Никто даже не догадывался, что диктатура Чаушеску может оказаться под угрозой. Что касается распада СССР, то, пожалуй, не было больших сторонников сохранения этого государства, чем Джордж Буш-старший и его госсекретарь Джеймс Бейкер. Для них распад супердержавы с ядерным оружием представлялся худшим геополитическим кошмаром.
Администрация Буша до последнего момента поддерживала Горбачева, игнорируя Ельцина. Еще в ноябре 1991 года в Вашингтоне проводился прием нового министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе, на котором обсуждались перспективы советско-американского сотрудничества. Страх перед изменением геополитической реальности проявился и в ряде заявлений администрации Буша о необходимости сохранения целостности Югославии, что фактически поощряло применение силы Милошевичем.
Таким образом, рецидив политического когнитивного диссонанса, охвативший западные элиты через 20 лет, требует рационального объяснения. Оно связано с устоявшимися алгоритмами действий и принятий решений, доведенными в бюрократической системе до автоматизма и зависящими от многочисленных согласований. Результатом становится то, что даже противостояние, как холодная война, перестает быть борьбой за победу и превращается в часть существования бюрократической машины.
Хотя в демократических странах способность адаптироваться к меняющимся условиям выше, чем в авторитарных, все же бюрократические системы инстинктивно стремятся поддерживать статус-кво. Сегодняшняя неготовность к восприятию новых реалий связана не столько с геополитикой, сколько с очевидным кризисом глобальной модели взаимодействия на политическом, социальном и экономическом уровнях. Финансовый кризис 2008 года был смягчен печатными станками как в США, так и в Европе. Однако фундаментальные диспропорции, вызвавшие его, остались.
Напечатанные деньги, вместо создания рабочих мест, привели к росту цен на нефть, золото и ценные бумаги. Теперь же к этим инструментам поглощения излишней ликвидности добавляются и цены на продовольствие. Это подстегивает социальную активность людей, особенно молодежи. Модель отношений, сложившаяся после Второй мировой войны, а также ее элементы, которые пытались сохранить после окончания холодной войны, себя исчерпали.
Если применить теорему Геделя к общественным процессам, эту проблему можно условно назвать неполнотой системы. В каждой системе существует вызов, который невозможно решить внутри нее, а лишь в другой плоскости. Именно это объясняет ступор, охвативший в первую очередь западных лидеров. Первая реакция — стремление сохранить расползающуюся систему и ускользающий статус-кво. Режим Каддафи еще недавно казался столь же устойчивым, как когда-то режим Чаушеску.
Парадокс заключается в том, что с одной стороны, проводятся параноидальные поиски всемирного заговора, угрожающего стабильности диктатур, а с другой — возникает ужас перед переменами в тех же США и Израиле, которые уже привыкли работать с диктаторскими режимами, прикрывая свои действия разговорами о демократии. Массовое кровопролитие в Ливии не побуждает мировое сообщество принять даже примитивные меры, такие как закрытие зоны полетов, чтобы не допустить переброски оружия и наемников. Каддафи воспринимается как деловой партнер, к которому уже привыкли.
Возможные угрозы, которые влекут новые реалии, кажутся гораздо более опасными, чем сам диктатор, заливающий кровью свою страну. События арабского Востока еще раз подтвердили истину: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. В случае с Россией западные элиты будут до последнего момента поддерживать путинский режим, что, однако, не помешает в момент его падения заморозить все счета Путина и его подельников.