Сообщение о том, что Дмитрий Медведев на одном из совещаний высказался в пользу полного запрета эксплуатации Ту-154, затерялось в потоке новостей, который был насыщен событиями праздничных дней. Накануне Нового года в московских аэропортах произошел коллапс, в Подмосковье люди несколько дней жили без электричества, и некоторые до сих пор остаются без света. Оглашение приговора Ходорковскому и Лебедеву поставило окончательную точку на российском правосудии, судья Боровкова, проводя заседания, старалась дотянуться до уровня постановки главного фарсового спектакля. Каждый день на пикетах задерживались люди, требующие освобождения арестованных 31 декабря. Год начался без традиционного праздничного затишья.
Тем не менее, заявление Медведева заслуживает отдельного внимания. Отказ от эксплуатации Ту-154 – это символическое признание полного развала советской инфраструктуры. За 20 лет отечественное самолетостроение окончательно загнулось, оставаясь на грани коматозного состояния. Впрочем, уже и отказываться не от чего. Несколько лет назад все крупнейшие российские авиакомпании прекратили эксплуатацию Ту-154, а полеты этих самолетов над Европой были запрещены еще в 2006 году. Самый массовый советский самолет выработал свой ресурс, а на его смену так и не пришло ничего нового.
У Ту-154 была логично продолжающаяся линейка моделей – Ту-204 и Ту-214. Эти самолеты были спроектированы еще в 80-е годы и должны были начать летать в 90-е. Предполагалось, что они станут такими же массовыми, как и Ту-154. Но этого не случилось. Такая же печальная судьба постигла и другой самолет, дальнемагистральный Ил-96. Огромные деньги закачивались в спасение неконкурентоспособного автопрома, но ничего не было сделано, чтобы удержать отрасль, в которой Россия могла оставаться одним из мировых лидеров, опираясь на советское технологическое наследие.
В условиях, созданных доморощенными «либерал-реформаторами» на так называемом «свободном рынке», не нашлось места для долгосрочных лизинговых программ, необходимых для продвижения российских аналогов таких самолетов, как Boeing-757 и Boeing-767. Власть не видит необходимости в разработке стратегии развития отрасли с учетом прогресса прикладной науки, системы подготовки кадров и испытательной базы, так как это требует времени и ресурсов. Как следствие, сегодня 90% всех гражданских перевозок на российских авиалиниях осуществляется на подержанных самолетах иностранных марок Boeing и Airbus.
Неоднократные популистские призывы Путина больше ориентироваться на отечественную технику адресованы не руководителям российских авиакомпаний, которые и сами понимают, что просто нечего покупать. В 2004 году российский авиапром поставил заказчикам восемь гражданских самолетов, а в 2010 году эта цифра увеличилась до девяти. Обновление летного парка, несмотря на заверения о поддержке отечественного авиастроения, постоянно осуществляется за счет иностранных поставок, включая обнуление с 2011 года ввозных пошлин на гражданские воздушные суда, кроме аналогов Superjet-100 и МС-21.
Широко разрекламированная надежда всей российской авиации – проект Superjet-100 – стал подспорьем для многочисленных чиновников, неплохо пополнивших свои карманы. На программу потрачено в четыре раза больше запланированной суммы. Это как повторное изобретение велосипеда, который лишь с натяжкой можно назвать российским. К новому чуду техники, помимо «Аэрофлота», нашелся еще один крупный заказчик – индонезийская авиакомпания, имеющая в своем парке всего три устаревших самолета. Даже друг Берлускони в итоге отказался оснащать Alitalia продукцией путинской выделки.
Последний пример, подчеркивающий катастрофическое состояние когда-то самой развитой отрасли, – закупка авиатоплива за рубежом, пока только для Дальнего Востока. В Москве «Аэрофлот» также оказывается зависим от иностранных поставок: в конце декабря у компании закончилась антиобледенительная жидкость, которую почему-то не может производить путинская Россия. Технологический ресурс истощился окончательно, но Павловский не считает это реальной угрозой для власти. Ему по долгу службы положено верить в крепость тандема.
«Системные либералы», как например, Ремчуков, не спешат признавать эрозию власти, так как для себя не видят никаких перспективных сценариев. В какой-то мере они правы: реальный запас прочности путинского режима мало зависит от технической деградации и базируется на полной безнаказанности чиновников всех уровней. Все они – часть единой поруки, а их лояльность – главный фактор стабильности мафиозной системы. Принцип государственной мафии заключается в том, что чиновник, верно служащий вертикали, вне подозрений. Российский исторический опыт, например, 1991 год, убеждает их, что все сойдет с рук.
Путин максимально холит и лелеет этот ресурс, так как сила босса мафии заключается в предоставлении гарантий своим. Члены мафии могут быть наказаны только в случае нарушения ее внутренних законов. Реальное изменение ситуации в стране может начаться только тогда, когда все, кто стал частью правящей вертикали, поймут, что расплачиваться все-таки придется. Это касается как «системных либералов», так и представителей журналистско-интеллигентской среды, которые своим участием позволяют власти выглядеть цивилизованно. Лилия Шевцова подробно освещает этот вопрос в своей статье.
У оппозиции, настойчиво выступающей за демонтаж путинского режима, есть единственный эффективный способ – зафиксировать неприемлемость взаимодействия с вертикалью власти и ее представителями. Чем быстрее в обществе созреет понимание необходимости такого кардинального шага, тем быстрее начнутся перемены. Это не вопрос уголовного преследования, а вопрос отношения нормального человека к власти, имеющей уголовный уклон. При изменении ситуации и проведении реального расследования у губернатора Ткачева, например, может открыться богатая уголовная история, в отличие от губернатора Белых.
Но с точки зрения тех, кто противостоит режиму, «гауляйтер» Белых и «гауляйтер» Ткачев находятся на одном иерархическом уровне, и моральный остракизм должен распространяться на них в равной степени. Люстрация, даже в форме публичного общественного отторжения, должна носить системный, а не персонифицированный характер. Любая попытка разделить представителей режима на «агнцев и козлищ» делает весь процесс субъективным. Материальное воплощение блестящего акунинского образа «ампутинация» требует выработки в обществе устойчивого иммунитета к усыпляющей отраве, распыляемой либеральными куртизанками, во главе с ДАМом.
Последний запас прочности режима будет исчерпан, когда исполнители всех уровней, готовые сегодня совершать правонарушения по сигналу Хозяина, задумаются о неизбежности возмездия. Вопрос не в том, отдаст ли Путин команду открыть огонь на поражение в ситуации, аналогичной тунисской. Вопрос лишь в том, найдется ли к тому моменту достаточное количество не рассуждающих исполнителей…