Меня часто спрашивают, помогает ли умение хорошо играть в шахматы в российской политической жизни. Обычно я отвечаю, что в шахматах фиксированные правила и непредсказуемый результат — в российской политике всё наоборот: результат предсказуем, а правила меняются постоянно.
На днях, когда г-н Сурков заявил, что «система победила оппозицию», Виктор Шендерович раскрыл секреты этой победы, вспомнив свой замечательный текст 1989 года «Как Антошкин и Колобов играли в шахматы». Действительно, его «рассказик-то — как живехонький!» Колобов на протяжении семидесяти лет побеждал Антошкина: тот всегда играл черными и без ферзя. Когда Антошкин просился поиграть белыми и с ферзем, Колобов молча накрывал его волосатой пятерней и сильно толкал, затем забирав у него обе ладьи — одну правой рукой, другую левой.
Кроме того, если ход Антошкина Колобову не нравился, он без колебаний бил его кулаком в лицо и велел делать другой. Сам же Колобов «над ходами не думал, а ходил сразу, два раза подряд». В некоторых случаях «два колобовских приятеля брали Антошкина за руки и ноги и били головой о стену» или «били ногами и унижали морально». А иногда «судья признавал его душевнобольным и сажал в психушку». И так далее. Антошкин не желал смириться с тем, что Колобов играет сильнее. Слишком знакомая картина.
Правда, есть отличие — так сказать, ноу-хау нынешнего режима. Если раньше «игру» обеспечивали только «колобовские приятели» и «судьи», то современная «шахматная партия», наблюдаемая миром, создала новую категорию участников — многочисленных комментаторов. В среде российских системных либералов выросла целая когорта, которая отвечает за подогрев зрительского интереса к «борьбе». Отовсюду слышится: «Смотрите, как интересно складывается партия!» или «И снова, несмотря на упорнейшее сопротивление Антошкина, побеждает наш бессменный лидер Колобов!»
Теперь именно комментаторы играют ключевую и омерзительную роль: без них Колобов и Ко — обычные конторские крысы и костоломы. Что взять с колобовских костоломов? В их головах во все эпохи было лишь по паре извилин, пересекающихся под прямым углом. Но сегодня, окрысившись, Колобову мало просто «победы»: он стремится быть принятым как интеллектуал в лучших домах Европы и Америки. «И, затаив дыхание от сладостной минуты, просит челядь позвать к себе Антошкина — померяться интеллектом».
На мутном потоке комментаторской лжи и держится правящий режим. На возмущенные крики Антошкина: «Только что на этом месте стояла моя ладья!.. Позвольте, товарищ, у меня все ходы записаны!» у Колобова всегда готов ответ: «Контора пишет».
Недавно я посмотрел новый фильм Тарантино «Джанго освобожденный», посвященный временам рабства на американском Юге. В блестящей карикатурной панораме отъявленных негодяев и садистов вызывает особое отвращение поведение пожилого чернокожего слуги: он верно служит циничному и жестокому хозяину-рабовладельцу, изо всех сил стараясь сохранить рабство. Для него это — единственная среда, в которой он может жить. Такая вот невольная аналогия.