Сижу я на концерте Национального Симфонического Оркестра в Вашингтоне, который исполняет произведения Малера и Брукнера, и вспоминаю, как когда-то не могла понять — зачем дирижеры размахивают этой палкой? Музыканты разве не знают ноты без них? Наблюдая за замечательным Кристофом Эшенбахом, вспоминаю, что подобное уже происходит. Допустим, оркестр — это власть одной большой страны на Евразийском континенте. Как хорошо тогда все совпадает. Дирижирует, естественно, президент. Он же — Маэстро. Первая скрипка еле звучит, но попадает в ноты, иногда. Остальные, если нотной грамоте и обучены, стараются не выдавать этого. Играют строго по движению дирижерской палки, которая порой бьет по голове, может выколоть глаз или воткнуться в ухо. Иногда случается эксцесс — некоторые, бросив инструменты, встают и размахивают смычками в такт Маэстриной палки. Выглядит нелепо, но сохраняет жизнь.
На гобое триумфально вернулся в оркестр один из немногих окончивших консерваторию. Однако играть ему дирижерская палка велит раз в полчаса и потише. После него всегда вступает арфист, играющий ногами. Но он — главный советник Маэстро по поводу того, как сделать репертуар неординарным. В третьем ряду, на сундуке с двумя миллиардами долларов наличными, сидит самый богатый виолончелист мира. К сожалению, от исполнения приходится часто отвлекаться, чтобы удержать крышку сундука закрытой. Ах, есть еще органист, который по клавишам колотит молотком, создавая ощущение тряски. И много других: скрипок, альтов, флейт и прочих. Ноты знают максимум до ми. У половины вместо нот на пюпитрах — порножурналы. У остальных тексты хоть и музыкальные, но перевернуты вверх ногами.
На третьем и четвертом ярусах балкона сидят слушатели, скрепленные с оркестром принадлежностью к одной Родине. Большинство из них не слышали ничего, кроме объявлений из динамиков в родном колхозе, и потому музыкантов встречают горячо и искренне. Они взрываются аплодисментами каждый раз, когда арфист рвет струны ногами. И заходятся в экстазе, если Маэстро разрывает на себе праздничный фрак, обнажая торс, или появляется на сцене в скафандре. Фурор!
Однако есть и те на балконах, кто не может выносить какофонию. Кто-то быстро сообразил, где выход. Кто-то громко возмущается бездарной игрой прямо с места, и такого прибивают к стулу гвоздями, приговаривая слушать это всю жизнь. Если возмущение слишком неподобающее, например, если кто-то выкрикивает, что у Маэстро не очень вид сзади, к тому сразу направляются охранники, в обычное время маскирующиеся под скрипачей. Другие, разбираясь в нотах и имея хороший слух, предпочитают деликатно вставить затычки в уши и хлопать в такт толпе.
Внизу, в партере, расставлены несколько королевских лож для мировой элиты. В начале представления играли Моцарта, но что-то не шло — без нотной грамоты. Королевские ложи незаметно вставляли в уши беруши, но с представления не уходили. Аплодировали все реже. Маэстро нервничал. В результате даже на час поставил первую скрипку на свое место, палочку, правда, сохранив, а дирижировать заставив смычком. Но и со смычком стало иногда получаться по нотам. Однако Маэстро спохватился и вернул все как было. Но, ненавидя Моцарта за его неподдатливость, плюнул на все, послушался арфиста и заиграл родного Кобзона и Стаса Михайлова.
Симфонический концерт стремительно превращался в оперу — на сцену были призваны бородатые музыканты, рубившие струны арф саблями. По краю сцены кружилась в национальном вальсе «Калинка-Малинка» статная блондинка. Третий и четвертый ярусы балкона колотились в исступлении, но и двери хлопали все чаще. А беруши уже не слишком помогали: приходилось имитировать глухоту. Королевская ложа в полном составе покинула зал, оставив вместо себя помощников. Те приветствовали каждое случайное попадание в ноты, что было несложно, потому что попадания были редкими.
Тем временем, те с балконов, кто покинул выступление, пытались прекратить несносное представление тремя способами: 1) пикетировали театр; 2) через твиттер и фейсбук пытались донести до оставшихся, что Моцарт звучит совсем не так, а на сцене — ненастоящий оркестр; 3) готовили свой контроркестр, чтобы ворваться в зал и прогнать самозванцев, но пока получалась только игра на мусорных бачках.
Маэстро продолжал махать палкой во все стороны. Звуки вырывались из тромбонов и кларнетов, звуча как безумные черти. С потолка осыпалась штукатурка. Половые доски проваливались, струны лопались, а менять их было не на что — виолончелист так и не закупил новые, хотя всем рассказал обратное. И только статная блондинка продолжала кружиться в национальном вальсе по краю сцены. А мир замер в ожидании, когда же третий и четвертый ярусы поймут, что перед ними никакой не дирижер, а на самом деле просто буфетчик, умеющий наварить на недоливе водки и оказавшийся под рукой у другого Маэстро, который хоть знал ноты — до фа примерно, но палкой размахивал исключительно в состоянии опьянения. Или когда же пол провалится. А пока — немного Малера.