Иногда я покупаю и даже читаю книги. Редким новогодним презентом для своей подруги стало подарочное издание Омара Хайяма «Рубаи» в переводе Ирины Евсы, выпущенное в Сергиевом Посаде издательством «Фолио» в 2010 году. Это издание имеет иллюстрации Анри Матисса, что добавляет ему особый шарм. Обложка приятна на ощупь, мягкая как замша, а глянцевые плотные цветные страницы хочется вдыхать и гладить, как сказочных женщин французского художника, изображенных на них. В книге также содержится большая толковая статья-послесловие Натальи Бельченко. Теперь и мне была дана возможность поближе ознакомиться с этой редкой по красоте книгой, в которой сочетаются готический шрифт и красочный визуальный ряд. Стоит отметить, что на стр. 170 слово «Луна» написано с маленькой буквы — поправим это?
Полное имя поэта: Гияс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури. Годы жизни: около 1048 — 1131. Места проживания: Нишапур, Балха, Самарканд, Бухара, Исфахан.
В статье-послесловии на стр. 201 приведена интересная цитата: «К нынешнему моменту многие хайямовские рубаи имеют пять-шесть, а самые популярные — до десяти-пятнадцати стихотворных интерпретаций. С опубликованием подстрочника в 1959 году количество переводов стало расти в геометрической прогрессии, до такой степени, что некоторые из них утратили связь с подлинником и воспринимаются как совершенно новые хайямовские произведения».
Несколько четверостиший гения, протянутые сквозь призму женской души переводчицы, прекрасно иллюстрируют его философию. Например, гимн независимости (стр. 18):
Тот блажен, кто избрал не ярмо, а свободу,
Кто молился закату, а также — восходу,
Кто, все ниже склоняя кувшин обливной,
Пил вино бытия, а не пресную воду.
Скупец, не причитай, что плохи времена (стр. 34):
Все, что имеешь, — трать. Запомни: жизнь одна.
Сколь злата ни награбь, а в мир иной отсюда
Не унесешь, увы, и горсточки зерна.
О бренности бытия (стр. 38):
Сегодня ты богат, а завтра нищ.
Твой прах развеют ветры пепелищ,
Смешают с глиной, и она однажды
Пойдет на стены будущих жилищ.
Перекличка с известным выражением современного амбициозного политического деятеля (стр. 40):
Бог — кукловод. А куклы — ты и я.
Что боль Ему твоя или моя?
Даст поиграть над пестрой завесой
И сложит нас в сундук небытия.
Философия прихода в земной мир и ухода из него (стр. 48):
Под небесами счастья нет, и мир устроен так:
Один рождается на свет, другой летит во мрак.
Когда бы ведал человек о всех земных печалях,
Не торопился б он сюда, коль сам себе не враг.
Не ищи счастья далеко, ищи его рядом (стр. 66):
«Рай, — мне твердили, — высшая награда.
Там — прелесть гурий, сладость винограда».
Но что мне рай, когда я и сейчас
Владею всем, не выходя из сада!
Спеши жить (стр. 78):
Как дождевые облака,
Пройдут и радость и тоска.
Пока ты медлил, жизнь кувшин твой
Опустошила в три глотка.
И снова бренность (стр. 87):
Тайн вечности, мой друг, нам не постичь никак.
Неясен каждый звук, расплывчат каждый знак.
Жизнь — света пелена меж прошлым и грядущим.
Рассеется она — и мы уйдем во мрак.
И снова спеши жить (стр. 94):
Люби красавиц, пей вино, коль в этом знаешь толк.
Не хочешь — пеплом посыпай небес полночных шелк.
Не трать себя на пустяки и мелкие попреки:
Никто из канувших во тьму обратно не пришел.
Новое изложение старой формулы (стр. 106):
Я шел дорогой в ад, мостил дорогу к раю.
Я много лет подряд все двери отворяю,
Что в чуждые миры ведут, светясь во мраке.
Но знаю только то, что ничего не знаю.
Философично (стр. 127):
Приходим и уходим — наги!
Живем, не думая о благе.
Мы бренны. Наше естество —
Пыль, ветер, искра, капля влаги.
Приземленно (стр. 131):
Говорят мне: «Хайям, выбирай: жбан вина или рая просвет».
Но далек ваш безоблачный рай, а вином я сегодня согрет.
Винограда рубиновый шелк слаще ваших посулов, ханжи.
Барабанную дробь хорошо слушать издали — вот мой ответ!
С огорчением (стр. 141):
Я пил бы чистое вино, но много лет подряд
В напиток дней моих судьба подмешивает яд.
Кебабом сердца своего кормлюсь.
Лепешку доли макаю в соль чужих обид, печалей и утрат.
Опыт (стр. 142):
Я знаю мир: в нем вор сидит на воре;
Мудрец всегда проигрывает в споре
С глупцом; бесчестный честного стыдит;
А капля счастья тонет в море горя.
Еще опыт (стр. 170):
Я пески бороздил и холмы огибал при Луне.
Но в скитаньях — увы! — не прибилась удача ко мне.
Лишь когда осушил я превратностей горькую чашу,
Мне случайная радость блеснула монеткой на дне.
Вариация известного стиха (стр. 172):
На знаменитых — зубы точит злоба.
На скрытых — подозренье смотрит в оба.
Чем принимать удары там и сям —
Уж лучше одиноким быть до гроба.
Снова о жизни здесь и там (стр. 179):
Красавицу, свежей, чем розы цветника,
Кувшин с вином, букет держи в руках, пока
Внезапной смерти вихрь, сорвав сорочку плоти,
Не унесет ее, как лепесток цветка.
Последнее (и тут, и в книге; стр. 189):
Один с мольбой глядит на небосвод,
Другой от жизни требует щедрот.
Но час придет и оба содрогнутся:
Путь истины не этот и не тот.
В заключение не могу удержаться и не привести красивую цитату: «В году 1113 в Балхе, на улице Работорговцев, в доме Абу Саида Джарре остановились ходжа имам Омар Хайям и ходжа имам Музаффар Исфизари, а я присоединился к услужению им. Во время пира я услышал, как Доказательство Истины Омар сказал: «Могила моя будет расположена в таком месте, где каждую весну ветерок будет осыпать меня цветами». Меня эти слова удивили, но я знал, что такой человек не станет говорить пустых слов. Когда в 1136 я приехал в Нишапур, прошло уже четыре года с тех пор, как тот великий закрыл свое лицо покрывалом земли и низкий мир осиротел без него. И для меня он был наставником. В пятницу я пошел поклониться его праху, взял с собой одного человека, чтобы он указал мне его могилу. Он привел меня на кладбище Хайре, повернул налево у подножия стены, огораживающей сад, и я увидел его могилу. Грушевые и абрикосовые деревья свесились из этого сада и, распростерши над могилой цветущие ветви, всю могилу его скрывали под цветами. И пришли мне на память те слова, что я слышал от него в Балхе, и я разрыдался, ибо на всей поверхности земли и в странах Обитаемой четверти я не увидел бы для него более подходящего места. Бог, Святой и Всевышний, да уготовит ему место в райских кущах милостью своей и щедростью!»
Омар Хайям, Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим аль-Хайям (около 1048 года, Нишапур, Хорасан, — 1131 год, там же) — персидский и таджикский поэт, математик и философ. Он родился в семье ремесленника (имя Хайям по-персидски буквально — делающий палатки). Детство провел в Балхе. Потеряв отца в 18 лет, Омар Хайям был вынужден прервать учение и зарабатывать на жизнь. Его выдающиеся способности были замечены, и он оказался при дворе правителя Бухары Шамс аль-Мулька. Впоследствии Хайям получил доступ ко двору сельджукского султана Мелик-шаха. В 1076 году ему была предоставлена обсерватория в Исфахане, где он руководил реформой старого персидского календаря. После смерти Мелик-шаха в 1092 году Омар Хайям, вероятно, лишился поддержки двора и, чтобы отвести обвинение в безбожии, совершил паломничество в Мекку. Первая половина его жизни прошла в сравнительно спокойной обстановке сильной сельджукской державы, тогда как последние годы совпали с временем междоусобиц, наступивших после смерти Мелик-шаха. Омар Хайям стал непревзойденным мастером рубаи (четверостиший). В Европе его лирика распространилась благодаря вольному, сильно модернизированному переводу английского поэта Э. Фицджеральда в середине 19 века, который выдержал до конца века 25 изданий. Математические сочинения Хайяма характеризуют его как выдающегося ученого своего времени.