Вернувшись из Томска, полная приятных впечатлений от города и его интеллектуальной жизни, я решила заглянуть в Facebook, чтобы выяснить, не пропустила ли я что-то важное за неделю отсутствия. Первое, на что я наткнулась, – это пост Марата Гельмана пятидневной давности, в котором он резко критикует Михаила Прохорова за отсутствие смелости в ситуации с опальным телеканалом «Дождь». Неизбежно мне пришлось ознакомиться и с потоком обличительных комментариев в соцсетях.
Суть претензий (опуская эпитеты) заключается в том, что медиахолдинг «Сноб», предоставив убежище телеканалу в своих помещениях, спустя месяц попросил коллег покинуть редакцию, хотя ранее обещал продержать их до февраля. С тех пор, как мой брат стал публичной фигурой, я довольно много читала отвратительных нападок в его адрес и смогла выработать определенный иммунитет к бесконечной людской зависти и злобе. Поэтому вряд ли бы я стала тратить драгоценное время на запоздалый ответ Марату Гельману; уверенна, что Михаил и так справится с гневом.
Меня в этой очередной фейсбучной вакханалии занимает более общий вопрос. Как известно, перемывание костей знакомым и известным людям – это давний способ терапии. Положа руку на сердце, кто не грешил в стремлении самоутвердиться, посплетничав о более удачливых или талантливых сослуживцах? Эта неискоренимая человеческая слабость терпима лишь при одном условии – злоязычие не должно покидать кулуары, а тот, кто распускает сплетни, всегда был фигурой презираемой.
Поразительно, но в пространстве интернета даже эта простая этика не работает. В нашем культурном сообществе стало вполне нормальным делиться публично любыми домыслами или инвективами, от которых покраснел бы даже уралвагонзавод. Да ради бога, пишите что хотите, боритесь за звание первого демократа на деревне, обличайте отступников и предателей свободы, только не забудьте сначала отфрендиться от тех, кого обсуждаете. Почему я должна читать мерзости о своем брате, которого горячо люблю и уважаю, от человека, который числится в моих фейсбучных друзьях? Откуда у него появилось право на словесную распущенность? Или в нашем измененном сознании подобное поведение считается актом личной смелости и гражданского мужества? Если так, мне жаль судьбу российской демократии.
Что касается злополучной истории о конфликте двух дружелюбных медиакорпораций, то искренне считаю, что руководству и сотрудникам «Дождя» следовало бы поблагодарить «Сноб» за то, что в самый трудный момент тот протянул руку помощи, позволив работать на своей площадке более месяца (при этом, насколько мне известно, абсолютно бескорыстно). Каковы бы ни были обстоятельства, заставившие «Сноб» изменить решение, его поведение, как бы оно ни было далеко от высоких моральных стандартов, предъявляемых интернет-сообществом, тем не менее, он был единственным, кто хоть что-то сделал для «Дождя», рискуя своим благополучием.
Честно говоря, я не помню актов подобного дружелюбия в истории постсоветских СМИ. А после истерических нападок на «Сноб» в соцсетях вряд ли в обозримом будущем найдется кто-то, готовый заниматься подобной благотворительностью. Мне грустно видеть, как в момент опасности наше гражданское общество вместо объединения и совместной борьбы с давлением власти превращается в воронью слободку, полную конфликтов, взаимных оскорблений и разрывов отношений. Главные трудности еще впереди, а мы уже переругались друг с другом. Я понимаю, что это происходит от отчаяния, от чувства безысходности, но общая агрессия и побивание камнями «своих» никак не помогут найти выход из тупика. Если нас так легко разъединить, стоит ли удивляться, что нами правят те, кто нами правит.