В последние недели я имел возможность выступать перед различными аудиториями в Соединенных Штатах. Здесь встречаются самые разные люди: от студентов провинциальных университетов до пожилых соотечественников, собравшихся в городской библиотеке, от почетных членов старейшего мормонского клуба в Юте до коллег из известных политологических центров, расположенных между Капитолием и Белым домом. Каждый раз, независимо от темы, я неизбежно возвращаюсь к одной и той же идее – «имитационной демократии» в России.
В последние месяцы в Штатах слово «фейк» приобрело огромную популярность. Однако часто оно используется для обозначения явлений и суждений, которые не заслуживают подобной оценки. Как приезжий из России, я, пожалуй, наиболее квалифицирован для таких рассуждений о фейках, суррогатах и имитациях, на которых зиждется государственное устройство целой страны.
Эта ситуация напоминает комические моменты прошлого сентября, когда участники президентских выборов начали обсуждать возможные «фальсификации и злоупотребления». В то же время Гарри Каспаров опубликовал в The New York Times отличную статью, в которой обрисовал реальные случаи фальсификаций на выборах в России. Его выводы произвели впечатление на многих.
Если у кого-то возникнет интерес к фейкам, мы вполне можем продемонстрировать, как они выглядят на практике. В вашем политическом климате фейки, вероятно, не успевают дозреть, тогда как в «прохладной Московии» они уже являются обычным делом.
Я начинаю перечислять: официальное название российского государства – «Российская Федерация», хотя федерализма в ней почти нет. Объясняю, как проходят голосования в России — на президентских, думских, губернаторских и муниципальных уровнях, и пытаюсь донести, чем отличаются голосования от выборов и почему последние не являются таковыми. Примеры приводятся наглядные и убедительные.
Обсуждение состояния русского суда также воспринимается как праздник для собеседников. Говорить о независимости судебной власти в США — это почти что комплимент для слушателей. Им важно слышать такие слова.
Имитацию независимости и «неподконтрольности государству» прессы также легко объяснить, используя российские примеры. Порой требуется немного разъяснений о том, кто такие Ковальчуки, Усманов и Мамут, но основные принципы вполне понятны. Схема «взятия на передержку» медиа-ресурсов в России — это прямой и простой пример политического фейка. Ну а наглядным примером служит история с радиостанцией «Дождь» и её неожиданной утратой интереса со стороны кабельных провайдеров.
Всё это становится ясным: российская политическая система — это сложный механизм, собранный из колёсиков лжи, которые смазаны трусостью, жадностью и холуйством. Все соглашаются с этой точкой зрения, и противоречить тут трудно.
Однако, когда начинаются вопросы, дела обстоят сложнее. Особенно когда спрашивают о происхождении этого важного цивилизационного наследия. «Кто вас этому учил? Когда?» — такие вопросы требуют подробностей. Мне необходимо объяснять, как Россия развивала этот навык, какие события на это повлияли.
Иногда, когда меня спрашивают о катастрофах, возникает недопонимание: «Это был холокост?» Нет, не холокост, но что-то весьма интересное. Я объясняю, что у меня есть один очень важный документ, который иллюстрирует все, что мы обсуждаем. Этот документ — не просто важный, он один из главных в истории моей Родины.
Документ называется «Форма №2». Это типовая бумага, и у меня есть два экземпляра. Они фактически связаны друг с другом. Прошу внимание: «Форма №2» — желтая картонка, аккуратная надпечатка, правильно заполненная. Обратите внимание на текст. Читайте внимательно, строчка за строчкой. Они практически одинаковые, но важно прочитать оба, иначе многое останется непонятным.
Оба документа были составлены в августе 1957 года, почти через полтора года после XX съезда. В тот момент все уже были в курсе, что машина продолжала работать, несмотря на осознание реальности.
Эта конкретная система функционировала с 1945 года, когда полковник А.С. Кузнецов составил отчет для Л.П. Берии о лицах, осужденных к высшей мере наказания. Суть в том, что, согласно старым порядкам, в случае истечения 10 лет заключения, родные могли просить справки о местонахождении осужденных. И тут появляется решение — просто врать.
Так, в новых условиях, все должны были следовать одной линии лжи, чтобы обеспечить устойчивость системы. Это – порядок, который стал важной частью нашей истории. Проблема не в отсутствии знаний, а в системном подходе к вранью.