Главная новость этой недели в деле Надежды Савченко заключается в попытке России лишить защиты главного свидетеля. Вере Савченко при выезде из страны сообщили, что она «в списках ФСБ» и ей закрыт въезд в РФ до 2020 года. Вера непосредственно участвовала в событиях 17 июня 2014 года, общалась с Надеждой по телефону за несколько минут до того, как та попала в плен. Именно на машине Веры – серебристом «Лифане», в котором находились рюкзаки ее и Надежды, двое незадачливых айдаровцев «Цунами» и «Лысый» поехали спасать раненых, но сами попали в засаду. Так у боевиков оказались вещи Савченко, о которых они сейчас утверждают, что нашли их при ней. Этот «Лифан» даже попал на видео сепаратистов. Вера ездила в Луганск, стараясь договориться об обмене сестры – как до, так и после ее передачи в Россию. Ей лгали о том, что Надежду вот-вот обменяют; сама она чуть не оказалась в подвале, ей помог покойный Громов, тогдашний начальник контрразведки ЛНР. Если бы у нас был суд в нормальном смысле слова, лишение защиты такого свидетеля стало бы, конечно, ударом. Но в нашей ситуации это скорее подарок защите. Все прекрасно понимают: что бы Вера ни сказала на суде, это абсолютно ничего не изменит.
Мы начинали работать, предполагая, что приговор уже написан и утвержден, и все, что происходило за последние две недели, лишь укрепляло эту теорию. Сейчас мы работаем на стенограмму, а не на приговор. Чем больше явных нарушений, тем проще накапливать политическую поддержку. То, что это работает, уже видно по поспешным заявлениям нашего минюста и других структур о том, что «вопрос о передаче Савченко для отбывания наказания на Украине будет рассмотрен после приговора». Это хороший признак, но этого недостаточно, лживую гадину нужно дожимать в ее логове. Завтра на суде мы подадим ходатайство о вызове Веры Савченко как свидетеля защиты в порядке ст. 456 УПК РФ. Существует специальная процедура для подобных случаев. Такого свидетеля нельзя задержать, даже если в обычное время он находится в розыске. Нам, по всей видимости, откажут. Скажут, что пока доказательства представляет обвинение, такое ходатайство «преждевременно». А когда обвинение закончит, и мы повторно заявим его, тогда будет уже «слишком поздно» и «защита искусственно затягивает процесс». Тут бы защите заплакать от бессилия, но на самом деле такой поворот событий нас полностью устраивает.
Пока российские дипломаты делают благородное лицо и на все вопросы про Надежду Савченко отвечают «не давите на суд», Вера будет путешествовать по миру и показывать, что это за суд и чего он стоит. Вряд ли из ее показаний на процессе мы извлекли бы столько пользы, сколько принесет правильная огласка истории с запретом на въезд. А к делу мы приобщим протокол показаний, которые Вера давала в СБУ; захочет суд – почитает на досуге.
В понедельник меня не было в суде в Донецке, мои коллеги Марк Фейгин и Николай Полозов работали вдвоем. Я летал в Грозный вступать в дело еще двух украинцев из списка МИДа – Николая Карпюка и Станислава Клыха. Это особая история, и поскольку Надежда Савченко сама просила меня заниматься ей параллельно с ее делом, расскажу о ней кратко. Николай Карпюк – довольно непростой человек, вовсе не белый и пушистый. Он был замруководителя УНА(УНСО), которая после его ареста в России официально преобразовалась в «Правый сектор». В России она запрещена как экстремистская организация, в Украине же действовала легально как политическая партия.
17 марта 2014 года он въехал в Россию через КПП в Брянске. Судя по всему, это была операция в духе «Треста» — руководству ПС сообщили, что Путин лично хочет провести с ними переговоры. Ярош отказался ехать сам, поэтому договорились, что Карпюк встретится с кем-то из окружения и проведет предварительные переговоры. Это было меньше чем через месяц после бегства Януковича, Крым уже заняли, на Донбассе еще не полыхало. «Правый сектор» тогда был влиятельной силой в Киеве, поэтому ничего невероятного в таких переговорах не было. Однако все это оказалось обычной чекистской провокацией. Карпюка арестовали немедленно после пересечения границы.
Последующие полтора года его держали в различных местах — от Ессентуков до Челябинска, не допуская к нему консула и без всякой связи с внешним миром. На запросы украинского МИДа и ЕСПЧ отвечали однотипными отписками. За все это время ему позволили отправить только одно письмо жене. Почти год семья считала, что его может уже не быть в живых. Процессуальную сторону обеспечивали адвокаты по назначению, которые часто менялись. Адвокатов, приглашенных семьей, в том числе меня, последовательно не допускали в СИЗО, «так как Карпюк сам отказался от их услуг». Когда мы наконец встретились в Верховном суде Чечни, он рассказал, что пока его пытали током, он держался, но когда оперативник Максим пригрозил, что его жену и сына похитят и привезут к нему, он решил подписать все без разговоров. В том числе ему несколько раз приносили заготовленные бумаги об отказе от адвокатов – он подписывал и их.
Карпюка и Клыха обвиняют в том, что в 1994-1995 годах они воевали в Чечне на стороне дудаевцев. Для местных была принята амнистия, многие из них сейчас служат у Кадырова, но на иностранцев она не распространяется. Статьи 209 УК РФ и 102 УК РСФСР (а студенты еще спрашивали меня, зачем изучать утратившие силу кодексы). Все это вранье. Оба в то время жили у себя дома и ни в какую Чечню не ездили. Ключевой свидетель обвинения – больной СПИДом осужденный на 24 года, который дал показания на обоих подсудимых, а также на различных украинских политиков, включая братьев Тягнибок и, как ни смешно, Арсения Яценюка (в деле указано, что у него был позывной «Арсен»). Когда Бастрыкин сообщил об этом в официальном интервью «Российской газете», вся Украина неделю рисовала фотожабы про «кровавого кролика Арсения».
В 1994 году тому было 20 лет; судя по фото, он выглядел не самым бравым. Правда, как пишется в Википедии, военную кафедру он закончил по специальности «артиллерист-разведчик». Вот кого бы обвинить в корректировке огня по журналистам. Впрочем, это еще не поздно. Перед встречей с Карпюком я опасался увидеть человека, полностью сломленного полутора годами изоляции. Ничего подобного. Крепкий жилистый козарлюга с умными колючими глазами, который все схватывает на лету и всерьез настроен обломать зубы той системе, которая взялась его пережевать.
Второй подсудимый Клых, тоже бывший УНСОвец, который под давлением дал показания на Карпюка, с приходом адвоката Марины Дубровиной от всего отказался. Карпюка мы защищаем вдвоем с грозненским адвокатом Доккой Ицлаевым. В понедельник суд отобрал коллегию присяжных; 26 октября начнутся заседания, и вердикт ожидается до конца года. Будем продолжать.