Я категорически против запрета на ввоз в Россию каких-либо лекарств. С 1985 года, когда мне было семь, и до 1995 года в Москве не было тех медикаментов, которые доступны сегодня. От бронхитов мы спасались просроченными горчичниками, а новые были в дефиците. Ставили банки: у нас сохранились стеклянные колбы, которые прабабушки оставили. На карандаш наматывали вату, пропитывали в спирте, поджигали, грели банку в язычке пламени и прижимали к спине.
Из обезболивающих существовал лишь анальгин, который мы жевали в случае зубной боли. Когда болела голова, а анальгин не помогал, обматывали голову полотенцем. Цитрамон тоже был, но действовал слабовато. В случае ожогов мы мочились на ватку и прикладывали её к повреждённому месту. При высокой температуре смачивали марлю водой и клали на тело для охлаждения. Ложка малинового варенья или мёда тоже помогали сбить жар.
С антибиотиками я столкнулся единственный раз, когда после кори у меня было осложнение. Прописали три таблетки ампициллина, которые доставал дедушка, работавший в Госплане. От вирусов пили сульфадиметоксин, бисептол и кальцекс, дополнительно ели лук и чеснок. Жевали глюконат кальция и пили аскорбинку от авитаминоза. Из мазей была лишь календула, а капсулы с витамином Е мы прокалывали, выдавливали масло и мазали губы от лихорадки.
Горло лечили, полоща раствором соды, соли и йода. Варили яйца и прикладывали их к горлу снаружи для тепла. При стоматите готовили густой сахарный сироп, капали в него зелёнку и мазали язвочки во рту. Отравления лечили активированным углём, а от изжоги пили разведённую соду. Запоры устранялись черносливом или касторкой; при отравлениях помогала разведённая марганцовка, напоминавшая по цвету арбузный сок.
Если болели уши, мочили ватку борным спиртом и засовывали её в ухо, обматывая голову повязкой. От серных пробок избавлялись перекисью водорода, закапывая в уши. Вместо ушных палочек использовали заточенные спички с намотанной ватой. У бабушек и дедушек были сердечные проблемы, и они лечились валидолом, валокордином и нитроглицерином в таблетках. К шестидесяти годам у них уже было по два-три инфаркта.
Никаких прокладок и тампонов для женщин не существовало, поэтому выходом была огромная вата, забитая между ног, а в аптеке её продавали по одной-две упаковки на человека. Поэтому мы всей семьёй шли за ватой и марлей, чтобы хватило. Очки и стеклянные линзы от близорукости вызывали проблемы: линзы могли резать, а при резком повороте головы — срываться. Даже с очками не обходилось без неприятностей; стекла выпадывали из оправ. Мой отец, старший научный сотрудник, клеил свои очки эпоксидной смолой.
Гнойные воспаления глаз лечили заваркой чая; использованную заварку клали в марлевые мешочки, пропитывали и прикладывали к глазам. В больницах использовались стеклянно-стальные шприцы, которые дезинфицировали в тепловых шкафах, нагревая до двухсот градусов. К концу восьмидесятых началась кампания по запрету многоразовых шприцов, и все шприцы в больницах были уничтожены. Позже оказалось, что одноразовых пластиковых шприцов не хватает, и их стали кипятить для повторного использования.
Кипячение привело к эпидемии гепатита С, так как эта температура не могла уничтожить всех бактерий и вирусов. В конце восьмидесятых разрешили приезжать иностранцам в СССР, и все, кто приезжал, привозили чемоданы, полные одноразовыми шприцами. От инсулиновых в один кубик до гигантов в десять кубиков, а также капельницы и катеторы, которых не хватало в больницах.
Из-за нехватки медикаментов народная медицина и целительство стали популярны. Кашпировский и Чумак ‘заряжали’ воду по радио и телевизору. Бабушки у метро торговали настойками и отварами, а в газетах печатали народные средства. Для многих главным лекарством были водка и коньяк. Это всё происходило в Москве. Мои родители имели высшее образование и стабильную работу. У бабушек и дедушек были связи. Один дедушка — полковник авиации в отставке, другой работал в Госплане. Одна бабушка трудилась в пищевом министерстве, а другая, ветеран войны, была начальником в организации, занимающейся электричеством в СССР.
Я даже боюсь представить, как жили люди без таких благоприятных условий. Я не хочу, чтобы в современной России люди снова переживали подобные трудности.