Девять лет мы прожили без войны. Сидя за кухонными столами, мы размышляли о возможности повторения Майдана и о том, при каких условиях это может произойти. Споры о гипотетической революции вспыхнули: идти или не идти; если идти, то с миром или с оружием? Те, кто пережил события 2004 года, настроены более скептически, утверждая, что разочарование после первого Майдана было слишком глубоким. Тем не менее, многие готовы вновь выйти на улицы, так как другого выхода не видят. Те, кто в 2004 остались дома, сегодня рвутся в бой с яростью и решимостью. Они чувствуют себя обязанными исправить свою прошлую пассивность. Особенно это заметно среди «свободовцев», которые, несмотря на устаревшие лозунги, активно вовлекаются в протесты. В 2004 они были слишком молоды для понимания, а сейчас их мнения затуманены политиками.
В первую ночь Европейского Майдана у меня возникло странное ощущение хождения по кругу, когда на сцену вышел Юрий Луценко. Я не видела его лица, закрыла глаза и слушала его призывы, смешанные с гулом толпы, ощущая на лице капли дождя и соприкасаясь с плечами других митингующих. В 2004 революционные дни начинались так: к девяти утра люди стекались на Майдан, Луценко, «Командир», как мы его тогда величали, объявлял план на день. «Сейчас идём туда-то, потом пикетируем такое-то здание, после этого будут выступления там-то». Я с восторгом слушала его вдохновенный голос, его призывы каждый раз вызывали у меня слёзы на глазах. Кто мог представить, что всего через несколько лет он окажется в тюрьме, а его жена станет депутатом? Ирония судьбы. Тогда сомнений не было: всё казалось началом новых перемен. Всё, что мы делали, представляло собой важнейшие шаги в светлое будущее. Нам казалось, что все и всё «за нас», а Януковича вспоминали только в анекдотах. Это была мирная, веселая, праздничная война.
В первый день Майдана-2013 события также развивались в нашу пользу: люди вышли, а «власть» еще не успела среагировать. Второй день ознаменовался неудачными попытками «прикрыть лавочку», с нелепыми ларьками возле Стелы и «беркутовцами», недоуменно переглядывающимися. На третий день нас собралось 150 тысяч. Впереди колонны шли партийцы с флагами. Даже в такие дни лидеры оппозиции не смогли удержать свою гордыню и вывести людей без символики. Но беспартийные это не смутило, и с украинскими и евро-флагами, купленными на собственные деньги, народа собралось больше, чем могла представить оппозиция. В этот день власть, наконец, поняла, что толпу просто так не разогнать. Интервью Азарова о готовности принять меры звучит не так абсурдно, как его предыдущие заявления; его слова звучат угрожающе. Угроза исходит не от кого иного, как от него самого, и адресована народу Украины, который позволил ему занять пост. Слезоточивый газ, побитые журналисты, столкновения милиции со студентами — это уже не ужасает. Мы привыкли к мысли, что именно так с нами и поступают. Больнее всего осознавать, что мы сами всё это допустили: сами выбрали власть, сами молчали, пока она творила беззакония, сами надеялись, что «как-нибудь обойдётся». Беркут бил — мы отходили в сторону. У нас затыкали рты — мы дышали носом. Нас морили голодом — мы многозначительно сглатывали. И вдруг мы устали терпеть.
Я сама из первых скептиков. Особых надежд не испытываю, но и усидеть дома не могу. Сегодня у нас есть шанс выплеснуть всю накопившуюся за девять лет ненависть и навсегда перестать бояться. Но при этом нельзя забывать о нежности к друг другу.