Мой ответ прозвучит непривычно: в настоящее время, к сожалению, невозможен. Именно к сожалению, потому что затягивание этого неизбежного процесса означает катаклизмы, разрастающиеся с каждым днем. Привычка историка – смотреть далеко назад, видеть связи и процессы в перспективе времени, превышающей жизнь поколения. Поэтому иногда приходит искушение перенаправить временной вектор и пытаться разглядеть грядущее.
Российская Империя нежизнеспособна, и она умрет неизбежно. Единственное, что может ее спасти – это размежевание. Но жители России, как заклинание, повторяют: только не распад, только не распад, тем самым углубляя грядущую пропасть. Размежевание невозможно еще и потому, что нет здорового общества, где люди бы договаривались, поддерживали друг друга и были бы ответственны за свой край, область, город, двор. Ответственность передана вертикали, чтобы иметь право ругать кого-то, а не самого себя.
Люди не думают масштабом своей малой родины и своего дома, двора. В Питере падают сосульки-убийцы. Ругают ЖЭК, ругают мэра – ответственность всегда на ком-то другом. Ни в одном дворе не собираются мужчины по утрам и сами не сбивают лед, предотвращая трагедии в собственном дворе. Не потому что они «должны», а потому, что когда люди сами не ценят и не берегут свои жизни, это за них не делает никто.
Власти влияют на людей, но и люди влияют на власти. Не словами и криками, а только действиями. Люди не думают масштабом своей малой родины и своего дома, разобщены, и поэтому не могут самостоятельно освободиться от местных царьков, насилующих жителей. Тем более что все закручено в заколдованный круг. Допустим, человек хочет взять на себя ответственность за свой край, но все назначения решаются в Москве, и он вынужден сначала пройти через этот Замок, а что случится по дороге – бог весть.
Пример: Милов поехал в Вятскую губернию, вроде стараясь решать местные проблемы. Не прошло и времени, как он опять звездит в Москве, запутываясь в общих проблемах и делая свою деятельность с обеих сторон не перспективной. Люди не думают масштабом своей малой родины, тем более что многие ее давно уже утратили.
На моем личном примере: где моя «малая родина»? Москва, где жили мои предки с 17 века? А на протяжении 20-го века их столько раз изгоняли, ссылали, убивали, родные дома занимали вновь прибывшие хозяева жизни, коренным москвичам с трудом находилось место в бараках. Лучше бы мои родители не возвращались в Москву, где у меня было очень паршивое детство, развившее во мне напряженное ощущение постоянной необходимости самозащиты, но никак не любовь.
Тем не менее, я некогда прекратила общение со своим другом из Томска, когда он приехал жить в Москву, со словами, что он ее по-прежнему терпеть не может, но хочет временно попользоваться, понакачаться деньгами. Это был мой город, хотя в нем и не было любви, но я не могу видеть, как теперь его цинично используют те, кто его не любит совсем иначе – бесчувственно и цинично, не зная и не желая знать, а только лишь насилуя.
Где еще может быть моя родина? В Вятской губернии, где один из моих предков учил грамоте, и не только русской. Он сам научился удмуртскому языку местного населения и создал азбуку для детей, он создал музей, больницу, приют. Потом сам и умер в этом приюте в 1917… Могилы не осталось. А в построенном моими предками, теперь наполовину прогнившем, бывшем семейном доме живут другие господа. Пусть живут. Я никогда не бывала в Вятской губернии, тем более, что ее давно нет, а ту кличку, что она носит теперь, поддерживает большинство живущих. Они явно не коренные жители, иначе бы вернули имя.
В России коренных везде меньшинство. Для устоявшихся обществ это является меньшей проблемой – люди перемещаются в поисках работы. Для такого аморфного общества, как Россия, отсутствие корней – это большая проблема, лишающая людей ощущения временных и поколенческих связей, почвы, корней, а значит и ответственности. Еврейские местечки на границе Белоруссии с Польшей. Знаю, что жили там в 19 веке некоторые из моих предков. Да местечек этих давно уже нет, и я там не была.
Было в детстве лишь одно место, где было хорошо – Литва. Там мы были почти ежегодными гостями по 4-5 месяцев. Увы, гостями, хотя это и была моя детская родина. Единственный патриотизм, который вынесен из детства – к Литве – стране не моих предков. Очень у многих в России нет своей малой родины, масштабами которой люди бы думали. Поэтому большинство из нас тщится думать в масштабах всей России – занятие глупое и бессмысленное, способное лишь рождать пустые разговоры, рассеиваясь в словах и криках.
Россия – это нечто аморфное, а точнее сказать – это фантом. Посмотрите на карту конца 21 века. Где там Россия от Балтики до Берингова? Нету. Это уже сейчас фантом, несмотря на все вертикали. Чем вертикальнее, тем фантомнее. Какая-то жизнь там будет. Жизнь всегда возрождается, но уже иная.
Еще немного о национальной проблеме. Я лично презираю великорусский шовинизм, который даже отучил меня считать себя русской, но при этом я не брошу камня в русских националистов. У любой нации есть желание иметь национальное государство, где все свои и говорят на одном языке. России веками не дано было иметь национальное государство, потому что она верами была Империей.
Правители России уже почти 300 лет в большей части не русской национальности. Навязывание русскости по многонациональным окраинам было оборотной стороной утраты национального государства в сердцевине. А русские, как и поляки, имеют право на свое национальное государство. Когда их лишают этого права и клеймят фашистами за желание слышать на улицах своего города в основном русскую речь, они и становятся фашистами.
Русской нации с одной стороны поют про ее великость и избранность, а с другой выкручивают руки, навязывая инокультурную среду, поскольку инородцы тоже граждане Империи и им надо уступать. Это противоречие не может не рождать безумие. В ответ на которое, опять только крайнее противостояние без желания понять суть проблемы и найти общий язык, без которого вообще нет общества.
Классический вопрос: что делать молодому человеку в России? На мой взгляд, перестать думать о фантоме России, а думать о своей области (если лежит к ней душа), а если не лежит, то о своей семье, своей профессии. Если хочется жить там, где живется, то жить жизнью своего региона – это и будет потом основой возрождающейся жизни после катаклизмов и позора, к которым народ России ведет себя с завидным упорством, не стараясь свернуть.
Если же нет возможности реализоваться профессионально у себя дома – уезжать без сожаления. Период ветряных мельниц не прошел, они не остановятся, пока не перемолотят всю страну. Потом, конечно, возродится жизнь, и будут другие общества, страны, но это уже для тех, кто будет жить потом. А жизни тех, кто живет сейчас, не менее ценны. К тому же загубленные жизни не становятся хорошим удобрением для потомков.
Умное размежевание могло бы сохранить Россию, но народ России, как огня, боится разделения страны. Именно поэтому оно свершится не сейчас, а позже, но в огне. Таково мое видение. Возможно, ошибочное. Время покажет. И еще: вдруг народ России все-таки свернет… Пока этого не видно.