Несколько лет назад один из сотрудников нашего Министерства иностранных дел высказал мысль, которая меня поразила: «Для нас проамериканский Иран хуже, чем ядерный Иран». Удивило меня, что подобные взгляды могут быть распространены среди дипломатов на Смоленской площади. Это говорит о явном невежстве и ограниченности. Невежество заключается в том, что проамериканский Иран невозможно представить, пока в стране сохраняется власть, установленная исламской революцией, и вряд ли можно ожидать изменений в этой власти. Внешний враг необходим для поддержания патриотической мобилизации, но это вовсе не означает, что с ним нужно воевать; сотрудничество возможно.
Верховный вождь исламской революции, аятолла Хаменеи, однажды отметил: необходимо знать границы сближения с Америкой, иначе Иран может переполниться американскими шпионами. На самом деле, иранские властители боятся не шпионов, а открытия страны для внешних влияний. Хомейни, предшественник Хаменеи и основатель Исламской республики, однажды заявил: «Нам не опасны западные армии, нам опасны западные университеты». Страна, поднявшаяся с колен, добившаяся признания своего права на обогащение урана, ощущает, что реализована ее национальная идея – ядерная программа. Народ ликует после соглашения в Лозанне, и это выгодно властям, однако общий антизападный настрой и воинственная патриотическая атмосфера останутся.
Концепция «проамериканского Хаменеи» так же абсурдна, как «проамериканский Путин». Такая мысль лишь подчеркивает узкость политического горизонта людей, охваченных ненавистью к Америке, часто надуманной и лицемерной. Не важно, что будет с Ираном и Ближним Востоком – главное, чтобы Вашингтон не одержал победу. В официальных комментариях соглашение в Лозанне приветствуется, но говорить о причинах его достижения, например, о западных санкциях, считается недопустимым. Если в июне будет подписано окончательное соглашение и процесс пойдет по плану, то мы увидим, насколько Барак Обама оказался дальновиднее своих оппонентов, начиная от Маккейна и заканчивая Нетаньяху.
Обама прекрасно понимал, что главное – предотвратить войну, которая станет неизбежной, если Израиль нанесет удар по иранским ядерным объектам, что произойдет, если Иран продолжит двигаться к 90% обогащения урана, из которого можно изготовить бомбу. Он осознал, что самый эффективный способ достичь этой цели – обрушить на Иран жесточайшие санкции, чтобы экономика страны рухнула, и тогда иранские лидеры окажутся вынужденными пойти на переговоры и уступки. Так и произошло.
Конечно, идти на уступки было противно самой природе аятолл и командиров Корпуса стражей исламской революции, хотя, как я уже упоминал, эти уступки не так уж велики: они отказались от возможности создания ядерного оружия в обмен на реальные выгоды – снятие санкций и выход из экономической катастрофы. Эти люди, не знающие Америки, не понимающие ее, боятся и ненавидят, испытывают сомнения в необходимости компромисса. Когда Хомейни осознал, что войну с Ираком не выиграть, он пошел на соглашение, заявив: «Для меня подписать соглашение о прекращении военных действий – все равно что выпить чашу с ядом». Он подписал его и вскоре умер.
Как скажется соглашение в Лозанне на обстановке в регионе, погружающемся в хаос? Сирия, Ирак и Ливия уже не существуют в привычном понимании, и Йемен к этому стремительно приближается. Отношения между суннитами и шиитами достигли чудовищного уровня. Известный французский эксперт по арабским вопросам Пьер-Жан Люизар описывает, как суннитские джихадисты перехватывают иракскую армию и заставляют солдат совершать молитву по-суннитски, что приводит к расстрелам шиитских солдат.
Иранец Трита Парси, президент ирано-американского конгресса, утверждает, что теперь Тегеран может вернуться на ближневосточную сцену, и это изменит геополитическую карту региона. Он приводит слова Али Шамхани, секретаря иранского национального совета безопасности: «Иран и США могут вести себя так, чтобы не расходовать свою энергию в борьбе друг против друга». Такие слова не произносятся просто так. Парси добавляет, что суннитские джихадисты, Исламское государство и другие радикальные группы представляют угрозу как региональной стабильности, так и интересам Ирана и США. Это может привести к сближению Вашингтона и Тегерана, чтобы преодолеть взаимное недоверие.
Заметим, что и американская, и иранская авиация бомбили позиции ИГИЛ под Тикритом, освобожденным иракскими войсками, в основном шиитскими милициями. Оба государства отрицали всякое согласование своих действий. Тем не менее, реальный альянс с Америкой для Исламской Республики невозможен, но взаимодействие в борьбе с общим врагом вполне возможно. Например, американцы могут признать Башара Асада меньшим из зол в Сирии и согласиться оставить ему ту часть страны, которую он контролирует, в обмен на обязательство Ирана прекратить или сократить поставки оружия противнику США и Израиля в регионе. Хотя это кажется маловероятным, порой конкретные политические интересы оказываются важнее идеологических факторов, особенно когда реальной позитивной идеологии не существует, а есть лишь ненависть к «внешнему врагу».