Я осмеливаюсь произнести слова о ушедшем Патриархе, понимая, что для этой ситуации не подходит известный принцип – либо хорошо, либо ничего. Нужно найти другие слова. Он при жизни принадлежал двум мирам – нашему и тому непостижимому, в который можно лишь верить. Нести бремя близости к Богу – это тяжелый груз, полный самоограничений и ответственности. Быть Патриархом в стране, где бывшие коммунисты вдруг побежали креститься, а Патриарха порой заставляют участвовать в новопартийных заседаниях, непросто.
Для нас есть великое искушение, видя вокруг него временщиков и циников, перенести это на него. Но приписать ему подобное было бы не оскорблением его личности, а оскорблением самого Творца. Лично я всегда ощущал внутреннюю силу ушедшего Патриарха. Согласитесь, вы, наверное, понимали, что он был необычным человеком. Возможно, вы чувствовали, что если что-то произойдет, именно он и церковь станут последним островком защиты.
Мы знаем, сколько важного сделал Алексий для самой церкви. Но как мало мы знаем о нем. Разве известно, на какие безумные шаги пошла бы власть в том или ином случае, если бы не знала о его противодействии? Разве мы понимаем, как сложилась бы судьба страны, если бы он не возносил за нее молитвы? Воспринимать Патриарха только как чиновника – величайшая нравственная ошибка. Давайте не совершать ее.
Я склоняю голову перед Алексием, которого не знал лично. Но он, не зная меня, сыграл важную роль в моей жизни. Он был объектом моего доверия. А кому еще доверять? Сейчас государственная свора начнет суетиться, чтобы подыскать церкви нового, удобного для власти Патриарха. Это бесполезно. Удобного Патриарха не бывает. Как не бывает удобного Бога.