Сегодня отмечается годовщина португальской «Революции гвоздик» — события, запустившего цепь процессов, приведших к превращению диктатуры в демократию. Интересно сопоставить этот опыт с демократизацией постфранкистской Испании, поскольку оба случая могут стать выборами для России в ближайшем будущем.
Процесс демократизации в Португалии оказался более хаотичным. Режим Салазара, хоть и менее репрессивный, чем франкистский, к концу своего существования пережил некое подобие либерализации. Однако именно он оказался менее склонным к компромиссам. Испанские власти, после смерти Франко, начали транзит «сверху», тогда как португальцы ждали «снизу». В результате испанская история больше напоминает реформы, тогда как португальская — революцию. Интересно, что последний этап не начался с традиционного народного восстания, а с офицерского путча, который неожиданно получил массовую поддержку и стал необратимым.
За два революционных года правительство Португалии сменилось несколько раз. Страна пережила «двоевластие», попытки переворотов с обеих сторон, насильственную конфискацию собственности, массовую национализацию и чистки в госаппарате. Испанские власти, наблюдая за соседями, извлекли урок и запустили демократизацию самостоятельно. Им удалось заключить соглашение с оппозицией, избежать чисток и оставить прошлое без ревизии.
Важным фактором в Испании стало то, что франкисты сохранили лояльность армии, что делало их серьезной силой на переговорах. В Португалии же оппозиции не было смысла вести диалог с уходящим правительством, поскольку военные первыми отвернулись от него. Их недовольство затяжными войнами в Африке подорвало доверие к режиму.
Оппозиция в Португалии была радикально настроена, в отличие от умеренных «еврокоммунистов» в Испании. Португальские коммунисты стали генераторами требований о чистках и мобилизовали консерваторов на контрпутч. Лишь после этого умеренное большинство стало осознавать угрозу процессу демократизации и остановило радикалов. Была провозглашена политика «примирения и умиротворения», но предварительно пришлось зачистить радикальные элементы.
Португальским «бывшим» повезло, что в стране действовали сильные умеренные, которые справились с крайними левыми и правыми. В противном случае события могли бы напоминать российскую революцию 1917 года. В Испании, напротив, демократизация проходила под контролем правящих элит, без эксцессов, связанных с местью. Военные обещали не вмешиваться в процесс, если гражданские политики будут обсуждать с ними важные шаги.
Сравнивая два варианта демократизации, можно сказать, что авторитарный режим, инициирующий реформы, оказывается в более выигрышном положении, чем тот, который сопротивляется до последнего. Этот вывод подкрепляется исследованием Липсета, который показал, что упертость старых элит приводит к радикализации общества и к конфликтам.
Оппозиции стоит обратить внимание на опыт Португалии и Испании. Для достижения успеха ей необходимо, как и испанским коллегам, начать с широкой амнистии для членов старого режима, а не с лозунгов «Не забудем, не простим!». Чтобы создать устойчивую демократию, важно забыть и простить, иначе уходящий режим будет сопротивляться до последнего.
Минимизация конфликтов на этапе перехода к демократии имеет значение для долгосрочной легитимности. Большинство избирателей, как правило, конформисты, предпочитают политическую стабильность более абстрактным понятиям справедливости. В 80-х годах демократия была наиболее популярной формой правления, о чем свидетельствуют данные опросов.
Таким образом, прощение уходящему режиму не ослабило симпатий к новой демократии, а наоборот, могло стать основой стабильности. Оппозиция должна учитывать мнение большинства, которое стремится к политической стабильности. Не стоит торопиться с вопросами «исторической справедливости», оставив их на будущее, когда новые демократические институты станут крепче. Обострение борьбы на ранних стадиях может дестабилизировать политическую ситуацию.
Важно помнить, что лишь один из четырех режимов, начавших демократизацию, переходит к устойчивой демократии, остальные же вновь возвращаются к авторитаризму. Месть, осуществляемая в условиях неокрепших институтов, будет зависеть от «революционной целесообразности», а не от закона, что лишь укрепит архетип «кто силен, тот и прав», что совершенно не соответствует демократическим ценностям.