Многодетные матери объявили голодовку. Не простую. До победного. Ни шагу назад! Победа или смерть! Предупредительная уже была. Их лишили законного жилья, где они были прописаны много лет и жили, ютясь в крохотных комнатах, тупо выселив из общежитий, которые объявили нежилыми зданиями. Семьи выкинуты на улицы. Других незаконно сняли с очереди на квартиру и обрекли жить в комнатушках, ведь жилье нынче строят только на продажу.
Они вышли к крыльцу партии «Единая Россия», той самой, правящей, обещавшей благосостояние всем вместе с ее движением «Народный фронт». Трое суток матери вели голодовку. Эти трое суток члены партии «Единая Россия», заходя в родной офис, перешагивали через женщин. Ночью, под проливным дождем, матери не уходили, в надежде привлечь внимание властей к своей серьезной проблеме.
То, что произошло 30 мая, прошло под знаком подлости, на которую способны только фашисты и палачи. На третьи сутки любой голодовки начинается ломка в организме: падает сахар, поднимается давление, нервы на пределе.
Нет человека – нет проблемы. Едроссы вызывают полицию. Четыре автозака на четыре женщины, которых 30 мая увозят в УВД, обливая водой прямо в автозаке. Судят по ст. 20.2 Административного кодекса и выпускают. Женщины решили стоять до конца – возвращаются к офису «Единой России».
Во второй раз к вечеру ОМОН крутил и избивал их нещадно, вновь доставив в ОВД Мещанское на Сретенке, 11. У женщин уже нет голоса – надорван. Полицаи посмеиваются. К ОВД подъезжает первая «скорая помощь». Двоим из женщин плохо. Настолько плохо, что «скорая» находится в здании полиции более двух часов. В это время туда же подъезжает вторая карета «скорой помощи». На этот раз врач выходит раньше и сообщает, что одну из женщин, Анниту Абдулла, надо везти на рентген. У нее сломано запястье или пальцы – рентген должен подтвердить, что именно сломано.
Врач и машина «скорой помощи» ждут. Аниту в автозаке за решеткой везут на рентген. Но девушку на рентген везут… в автозаке. Она осипшим голосом просит меня через решетку: «Расскажи об этом всем, пусть все знают, что здесь пытают». «Расскажу. Что с остальными?» – «Не знаю, меня держали в отдельной камере». Машина уезжает на рентген.
Спустя полчаса вторая «скорая», приехавшая ранее, въезжает во двор УВД. Полицейские толпой неотрывно следуют за доктором, которая сначала их внимательно слушает, а потом что-то отвечает им в резкой форме. Те ретируются. В машину загружают Оксану. Не выдержало сердце. Диагноз врача – неутешительный. Включается сирена. «Скорая» увозит Рыжову, многодетную мать из Набережных Челнов.
Полиция без конца что-то пытается внушить врачу. Та непреклонна. Спустя время на улицу выпускают покурить Ирину Калмыкову и Екатерину Мальдон. Они еле держатся на ногах. Обезвоживание, физическое истощение налицо. Голоса охрипшие. «Попроси наших, пусть нам хотя бы спальные места принесут», – просят они меня из-за плеча верзилы-омоновца. Нас до утра оставляют. Шьют ст. 20.2 и 19.3. Нужен адвокат.
Катю Мальдон «штормит». «Катя, что они сделали? Ты на себя не похожа». Катя задирает рукава свитера: руки – черные сплошные подтеки – синяки. «Если бы ты мою спину видела…» – «Катя, это же пытки». «Какие пытки?» – со смешком в наш разговор врезается еще один детина в форме полицейского. «Это мелочи». И смеется.
Калмыкова стоит, прислонившись к стене, видно, что она вообще без сил. Мальдон сипит: «Едросня решила нашу проблему – дала им (кивает на оборотней в полицейской форме) задание – решить проблему. Они и решают. Расскажи, кому можешь: это фашисты». «Расскажу обязательно…
Иногда мне кажется, что вот он – предел терпения, когда пора послать этих захватчиков ко всем чертям, собраться вместе и… Но этого «И» не происходит. На переднем крае одни женщины. Против народа объявлена война. До полного истребления: квартирами, ЖКХ, отравленной пищей, прививками, круглосуточной работой, повышающимися налогами и минимальными зарплатами. Армия расформирована, по стране гуляют люди разных национальностей без гражданства, но с правами. В бизнесе «лучшие места» тем, кто взятку откатит больше. В судах решения принимаются по звонку свыше. Мужчины молчат и терпят. Только женщины, стараясь защитить своих детей, их будущее, выходят на жестокую схватку с опричниками. Мужчин в России не осталось. По кухням попрятались. Гадко, мерзко, стыдно…