Тамара Эйдельман: Почему я 13 января в 13 часов пойду на марш против «закона подлецов»

Наша школа уже довольно давно помогает одному детскому дому, который находится далеко от Москвы. Хотя, возможно, «помогаем» — это слишком сильное слово. Мы собираем для них подарки на Новый год. Одна из наших учительниц придумала замечательную инициативу: берем список воспитанников и распределяем его между нашими учениками. В итоге получается по четыре-пять детдомовцев на класс. Таким образом, пять-шесть наших учеников покупают подарок для одного детдомовца, при этом они знают, пятиклассник это или девятиклассник, мальчик или девочка. Подарки обычно скромные — блокнотики, карандаши, небольшие игрушки. А к каждому подарку прикладывают открытку с поздравлением с Новым годом, обращаясь к ребенку по имени. Казалось бы, мелочь, но эта деталь оказывается крайне важной.

Когда в первый год мы это делали, учитель, который повез подарки в детский дом, переживал, что может кого-то пропустить. Поэтому он решил приехать заранее, чтобы сверить список с воспитателями, и если вдруг кто-то остался без подарка, быстро сделать подарок из запаса. Однако его план провалился. Как только детдомовцы узнали о подарках, они окружили машину и не уходили, пока не получили наши пакетики. Воспитатели весь вечер бегали из одной комнаты в другую с успокоительными каплями, так как у многих детей была истерика — они впервые в жизни получали подарок, адресованный именно им, а не «детдомовцам» в целом.

Утром наш учитель видел, как ребята шли в школу, оставляя свои подарки до вечера охраннику — оставлять их в комнате они боялись. Другая история произошла лет десять назад, когда я была со своими учениками в Плесе. Мы остановились на станции юного туриста, которая теперь уже не существует. Там же ночевала группа детей из детского дома, которых в поход привел очень симпатичный пожилой учитель. Он выглядел достойно, общался с ребятами хорошо, и сам факт, что он повез детей из детдома в поход, говорит о его добрых намерениях. Однако вечером все дети — возрастом от девяти до тринадцати лет — оказались совершенно пьяны. Они напились так, что их бросало от стены к стене, когда они шли по коридору. Мы, взрослые, были в ужасе, а наши ученики подошли к воспитателю и спросили, как ему не стыдно. Он ответил, что это единственная радость для его учеников, и не может их ее лишать.

Это истории о двух, очевидно, не самых плохих детских домах. Там, может быть, и не совершают чудес, но, по крайней мере, заботятся о своих воспитанниках. Я, слава Богу, не слышала о том, чтобы в нашем «подопечном» детском доме учителя как-то издевались над детьми. Надеюсь, что этого нет. Но все-таки они живут в комнатах, где стоит восемь кроватей и восемь тумбочек, и больше ничего. После девятого класса их выбрасывают из школы, а значит, и из детдома в ПТУ и общежития, и многие девочки уже через год становятся матерями и отдают своих детей в детский дом. Их жизни искорежены.

Мы прекрасно знаем, что усыновление — это всегда шанс для ребенка начать нормальную жизнь. Конечно, встречаются плохие, жестокие, небрежные усыновители. К сожалению, статистика показывает, что среди российских приемных родителей их больше, чем среди американских. Но мы должны помнить, что каждый день, проведенный в детском доме, калечит ребенка, вычитает время из его жизни и лишает будущего. Запрет на усыновление детей из российских детдомов для множества прекрасных и добрых людей из Соединенных Штатов — это само по себе преступление.

Я увидела на телеканале «Дождь» кадр, который меня ужаснул: Елена Мизулина, не самый плохой из депутатов Думы, удирая от интервьюера, бросила фразу: «это политическое решение», а на вопрос о стыде ответила: «Нет». Да, закон, запрещающий американцам усыновление, — это политическое решение. Это подлое решение, когда в ответ на действия политиков мстят детям. Поэтому я обращаюсь к своим коллегам и друзьям, знакомым и даже к тем, кого не знаю, призывая выйти 13 числа в 13 часов в центр Москвы, в то место, откуда начнется марш, если мэрия даст согласие. Я призываю тех, кто живет в других городах, следовать примеру Калининграда и проводить свои марши в этот день.

Я слышу, как мне отвечают: «Да это же бессмысленно». Но могу сказать, что это не будет бессмысленно даже при участии нескольких сотен человек; чем больше нас будет, тем громче след будет слышен. И я полагаю, что найдутся депутаты, которым станет стыдно — и это уже будет шаг вперед. Чем больше мы будем давить, тем больше шансов, что этот безжалостный закон будет отменен.

Есть и другой важный довод. Сократ, ожидая исполнения приговора, сказал, что он не может нарушать закон, даже если он несправедлив. Он не покинул государство, где существуют эти законы, и не пытался их изменить — как же он теперь может возражать против них? Это для меня важнейший урок. Я не планирую покидать страну, а значит, если не буду пытаться изменить законы, получится, что я их одобряю. Если я не выйду 13 числа на марш, независимо от того, будет он согласован или нет, какой маршрут будет выбран и какая погода на улице, это будет означать, что я одобряю закон, принятый подлецами. И часть ответственности за загубленные жизни детей из детских домов будет лежать и на мне. Я этого для себя не хочу.

Оцените статью
Ритм Москвы