Недавно мне удалось дважды обсудить личность Муаммара Каддафи с совершенно разными, но интересными людьми. Хотя его имя сейчас всплывает гораздо чаще, именно эти два разговора показались мне особенно показательными.
Первый разговор состоялся с Тони Шериданом — человеком, который в 1961 году записывался с молодыми Джоном Ленноном, Джорджем Харрисоном и Полом Маккартни в Гамбурге. На тот момент Шеридана уже знали, а упомянутых тинэйджеров из Ливерпуля — нет. С тех пор многое изменилось. Шеридан приехал в Москву сразу после начала бомбардировок Ливии. Естественно, тема вскоре всплыла в нашем разговоре. «Мне стыдно за мое правительство и правительства тех стран, которые участвуют в этом позорище», — заявил он, не дождавшись вопроса. «Это не имеет ничего общего с защитой прав человека и демократией. Ребята просто очень злы на Каддафи, который 40 лет показывал им кукиш, и теперь пытаются его устранить. Никакой ливийский народ им не нужен, им нужна нефть». Я спросил его, надел бы он майку с Каддафи, если бы такая у него была. «Конечно! Без разговоров!» — ответил он.
Второй разговор произошёл в Казахстане, в ночь перед выборами Назарбаева. Мы с коллегами-журналистами сидели в баре астанинского отеля и распивали виски. Рядом оказались несколько хорошо одетых иностранцев с искусственным загаром. Подумав, что это тоже журналисты, мы пригласили их выпить с нами. Оказалось, они из БДИПЧ ОБСЕ. Говорить о казахских выборах не было особого желания, и мы переключились на тему Каддафи. Глаза моих собеседников оживились, как только я начал говорить: «Какого фига вы полезли в Ливию, ребята?» В ответ последовала ругань в адрес Каддафи и заученные фразы о демократии и правах человека. Уверенность в своих словах была такова, что, казалось, даже ночью разбуди этих европейцев — они бы ответили тем же.
Разговор, вероятно, закончил бы ничем, если бы не виски. После нескольких бокалов мой коллега (один из собеседников был немцем, другой — австрийцем) напомнил им о 1945 году. После нескольких дополнительных бокалов спиртного «стекло» из их глаз исчезло, и они согласились, что им не так уж и важно, что происходит с народом Ливии и какие его права ущемляются. Слово «нефть» перестало вызывать показное отторжение, но фамилия Каддафи по-прежнему раздражала.
«Хороший всё-таки напиток — виски», — подумал я тогда, сидя в баре астанинского отеля. Кажется, между недипломатичным европейцем Шериданом и дипломатами из ОБСЕ есть что-то общее. Когда все выпивают, начинают говорить более-менее то, что действительно думают. Я бы сейчас тоже, как Тони, надел, наверное, майку с Каддафи (портрет надо сделать в стиле канонического «Че») и сходил бы на какую-нибудь пресс-конференцию по правам человека в Ливии, особенно если там наливали бы виски.