В воскресенье я посмотрела сюжет по первому каналу в программе «Время» с Петром Толстым. Сюжет был посвящен второму приговору Ходорковскому и Лебедеву. И я ощутила обиду за репортеров, которые, по просьбе руководства канала и Генпрокуратуры, создавали этот сюжет. Не потому, что сюжет был против или за. Мне стало обидно, потому что эти репортеры, как и я, окончили журфак МГУ, где нас учили одному и тому же. Они сделали сюжет, который казался объективным, сняли адвокатов и прокуроров – тех самых Лахтина и Ибрагимову, желая показать обе стороны. Однако все, что находилось между ними, представили как свое маленькое журналистское расследование. Рефреном этого расследования звучало утверждение: «И все-таки Ходорковский знал, что действует незаконно. Об этом говорит хотя бы следующий документ…». Голос у репортеров был таинственным и хлестким, как полагается в подобных расследованиях.
Почему я вставляю это «как бы»? Потому что в этом журналистском расследовании рефрены, резюме и выводы были идентичны выводам стороны обвинения в Хамовническом суде. Я провела два года в этом суде, а репортеров с первого канала там ни разу не видела. Обидно за них как за коллег, ведь это профессиональный прокол. Это не ваше расследование, а позиция Генпрокуратуры, а точнее – прокурора Лахтина и господина Каримова, который все два года просидел у Лахтина в скайпе. Прокурору стоило бы лучше прикрыть экран своего компьютера, чтобы не засветить дистанционное управление.
Прокол журналистов первого канала заключался в том, что они использовали «подводку» Лахтина и Каримова, выдавая ее за свою. Например, утверждение о том, что Ходорковский боялся американского крючка и не пошел на листинг на Нью-Йоркскую фондовую биржу, следовало из слов прокурора: «Для размещения акций ЮКОСу требовалось раскрыть информацию о фиктивных сделках, что влекло бы уголовную ответственность по американскому закону…». Журналисты первого канала повторяли: «Поэтому Ходорковский принял решение отказаться от листинга». Документы, продемонстрированные ими, были реальными – это электронная переписка 2002-2003 годов между бывшим директором по проектам департамента корпоративных финансов ЮКОСа Павлом Малым и бывшим вице-президентом Олегом Шейко о возможностях проведения листинга.
Сами сотрудники действительно говорили о «американском крючке», но в ином контексте. Их шеф понимал, что листинг ЮКОСу не удастся из-за слияния с «Сибнефтью» Абрамовича, так как по американскому законодательству нельзя проводить процедуру листинга при слиянии с другой компанией. О непрозрачности и других факторах, которые могли помешать листингу, сотрудники не говорили. Хотя прокурор, показывая в суде их переписку, приписывал им обратное, а репортеры также интерпретировали эти слова по-своему. Два года назад прокурор Лахтин упомянул переписку, но все остальное пересказывал своими словами. О «Сибнефти» не было ни слова, а сотрудники ЮКОСа просто искали пути в американском законодательстве, чтобы обойти свою фиктивную отчетность.
«Ходорковский отказался от листинга акций ЮКОСа на Нью-Йоркской фондовой бирже, так как боялся преследования за недостоверную информацию», – говорил Лахтин. Через два года эти же слова в точности повторят репортеры первого канала. Единственное, что они опустили из слов Лахтина, так это упоминание о 20 годах тюремного заключения в США. Видимо, поняли, что это уже слишком.
Обидно за коллег, которые не были в суде, где после выступления прокурора говорилось о истинной причине отказа от листинга. «Ваша честь, к середине марта 2003 года я, Лебедев Платон Леонидович, как директор «Груп Менатеп Лимитед», из-за сделки с «Сибнефтью» приостановил данный проект. Это видно из документов. Именно из-за «Сибнефти», – говорил летом 2009 года в Хамовническом суде Платон Лебедев. – Лахтин (в силу особой одаренности) этого не понимает.
Мне кажется, что мне повезло больше, чем репортерам с первого канала, с журналистской точки зрения. И, конечно, меня вновь поразила звезда Генпрокуратуры Гульчехра Ибрагимова. В кадре программы «Время» она появилась один раз, но как запомнился тот кадр… Она сказала: «Ну, ведь им всего 7 лет осталось сидеть. 14, которые дал суд, с момента отбывания наказания (2003 года) отчисляются. Всего 7 лет осталось…». «Всего» 7 лет… И я снова осознала, что мне повезло больше, чем репортерам первого канала. Они не увидели цинизма Ибрагимовой в полном объеме. «Как бы это ни было обидно подсудимым, – для нас это был очередной процесс», – звучали ее слова.
Эти слова запомнили. И обидно, что журналистского расследования не получилось. Обидно…