Дмитрий Гудков покинул Россию, и это его решение можно понять. Осуждать его за нежелание оставаться в стране могут лишь образцовые несгибаемые диссиденты. У них есть свои причины, ими можно восхищаться, но солидаризироваться с их строгим ригоризмом не стану. Сейчас Россия изменилась: общественное мнение уже ничего не решает, Западу давно не интересны внутренние конфликты в нашей стране. Байден с Путиным договорятся о границах «русского мира», и конфронтация может ослабнуть или полностью прекратиться; по крайней мере, именно так это выглядит.
Вполне возможно, что Путин получит в Женеве нечто вроде ярлыка на управление Восточным полушарием. Так, как Бог, разочаровавшись в мире после Воскресения и Вознесения Сына, передал это более прагматичному руководителю. (Вознесение тоже можно считать эмиграцией, и Он обязательно вернется — только не сказал, когда.) «Фауст» и все его вариации как раз об этом. Правда, такое заканчивается плохо, но на коротких дистанциях работает. Президент США не Бог, русских оппозиционеров, конечно, никто не сравнивает с Христом, но схема остается неизменной.
Кстати, при таких обстоятельствах не исключен обмен Навального, и, на мой взгляд, самым разумным решением для него было бы согласиться на это — хотя могут его и не спросить. Другое дело, что в Риме вскоре после Вознесения Христа начались серьезные проблемы, но сами римляне этого еще долго не понимали. Те, кто кричал «Распни Его!», смогли осознать всё, как обычно, гораздо раньше.
Вопрос в том, что делать тем, кто уехал: они не возносятся на небеса, а попадают к соседям, у которых хватает собственных проблем, или в те же США, где ничто российское не вызывает особого интереса. В семидесятые, во времена холодной войны, существовала славистика, бушевал самиздат, звучали голоса. Сегодняшняя ситуация — это уже не холодная война, а холодный игнор, иногда циничное использование (в играх с Китаем, например), но никак не соревнование и тем более не горячий интерес. Да и Россия сегодня не та, что в семидесятые — ни в научном, ни в культурном, ни в интеллектуальном отношении. Здесь нет ничего, что могло бы вызвать интерес, и некого эвакуировать, кроме тех, кто уже давно уехал.
Поэтому лучшее решение для эмигрантов — это своевременное и максимально полное врастание в чужую жизнь. Там они могут быть полезны, и впереди у них много интересных задач. А оставшиеся здесь выбрали по разным причинам жизнь под властью адских сущностей, и нужно, подобно Байдену, уважать их выбор.