Представляя концепцию, митрополит Кирилл поставил перед собой двойную задачу: изложить основные положения документа и отразить дискуссии, возникающие вокруг него. Однако, возможно, именно это, а также изначальная трудность внедрения универсальных, в частности внеконфессиональных принципов прав человека в рамки видения Русской Православной Церкви, приводит к тому, что концепция вызывает определенное недоумение.
Среди множества бесспорных утверждений для любого христианина (и не только христианина) можно обнаружить несколько таких, что, по сути, перечеркивают саму концепцию человеческих прав и свобод. Например, утверждение: «права человека не могут быть выше ценностей духовного мира». Как это понимать? С точки зрения самого человека или того, кто его судит? Эта формулировка открывает лазейку, через которую могут быть нарушены любые права.
Существует еще одна лазейка: любовь к Отечеству. Кто вправе определять, что такое любовь, а что таковой не является? И всякие размышления об отчестве — это о власти и государстве? Говоря о последнем, читаем: «Подчас свобода совести трактуется как требование религиозной нейтральности или индифферентности государства и общества». Но как же иначе может трактоваться эта свобода?
Далее следует: «Это неприемлемо для Церкви, которая, уважая свободу выбора, призвана свидетельствовать о хранимой ею Истине и обличать заблуждения». Это так, но в данном случае Церковь лишь пользуется свободой и правами объединений, чтобы утверждать и обличать… наравне с другими. Здесь документ оказывается в паутине противоречий.
Признавая, что в светском обществе лишь свобода совести может спасти саму Церковь от гонений, он в то же время констатирует, что утверждение юридического принципа этой свободы свидетельствует об утрате обществом религиозных целей и ценностей. Возникает недоумение.
Как, с точки зрения логики и нравственности, понимать признание права на жизнь с момента зачатия, при этом Церковь может только печалиться о смертной казни, так как против госубийства нет ничего ни в Писании, ни в Предании?
Концепция, безусловно, ценна и заслуживает уважения. Однако лишь при условии, что она представляет собой попытку определить, какие из основных правозащитных положений современного мира подходят РПЦ в ее нынешнем состоянии, а какие нет. Если же цель заключается в том, чтобы заставить государство подстроиться под концепцию и втиснуть в нее Конституцию и законы, тогда это ничуть не лучше, чем «Социалистическая законность» или «суверенная демократия».