Когда я побывала в Славянске и Краматорске пару месяцев назад, на уровне инстинкта испытывала страх, хотя вокруг не происходило ничего ужасного. Атмосфера в этих городах была настолько подавляющей, что страх, который испытывали местные жители, внушал ужас и мне. Спустя несколько недель после того, как эти города покинули сепаратисты, открываются ужасающие подробности скрытой от посторонних глаз жизни.
Сегодня я снимала у памятника жертвам гражданской войны в Славянке. Экскаватор копал землю, рядом стояли местные жители, журналисты и милиционеры. У самого памятника были прислонены похоронные венки, рядом портреты четырех молодых мужчин в черных рамках. Они принадлежали к местной баптистской церкви. Их тела и тела еще как минимум одиннадцати человек из морга были закопаны здесь. Все они были расстреляны по законам военного времени — кто за драку, кто за кражу одежды. Баптисты, успешные бизнесмены, успели испытать ужас утраты своих дорогих автомобилей перед расстрелом.
Рабочие похоронной службы с лопатами, эксперты, милиционеры и журналисты томились в ожидании под палящим солнцем. Рядом с выкопанной экскаватором землей я увидела либо палку, либо кость. Сомнения исчезли, когда я наткнулась на череп — старый череп, возможно, жертвы гражданской войны, которая происходила здесь сто лет назад. Не верится, что здесь кого-то закопали всего месяц назад.
Мне хотелось помыть руки, а Симон почувствовал голод, поэтому мы решили съездить в кафе. Объездив город, не найдя ни одного открытого заведения, мы вернулись обратно. Издалека стало видно, что что-то изменилось. Ветер дул в нашу сторону, принося ужасный запах. Стараясь не дышать, я включила камеру и стала снимать происходящее через объектив. Люди в ужасе, заткнув носы, смотрят в яму.
Я перевела камеру в то место, откуда они не могли оторвать взгляда. В яме выкапывают белый пакет, несколько человек в защитных костюмах и красных резиновых перчатках, с защитными масками на лицах, с трудом достают пакет и кладут его на траву рядом с грузовиком. Взгляд случайно упал вниз, и я увидела то, что не смогла разглядеть в объективе из-за бликования. Пакет был порван, и в нем виднелась часть тела. Камера сама опустилась — это было невозможно снимать. Симон забрал у меня камеру и продолжал снимать, как выкапывают остальные тела. Я не могла сдержать слезы. Зачем он снимает так подробно? Кто это будет монтировать? Как это потом показывать?
Обычно смерть ассоциируется с холодом, покоем и цветами, которые покрывают покойника в гробу. На похоронах, рядом с мертвым, все преисполнены чувством деликатного уважения к смерти. Здесь же, у памятника жертвам гражданской войны, не до церемоний. Откопанные мешки сначала сложили в ряд на траве, потом погрузили в старый грузовик с открытым верхом и отвезли в морг. Трудно поверить, что то, что внутри этих пакетов, когда-то было людьми. В такие моменты любой, даже самый неприятный человек, кажется прекрасным лишь потому, что он живой.
Понимаешь, что можно снимать любые проявления человеческих страстей, потому что в этом есть жизнь. Единственное, что не прилично снимать — это смерть в таком обыденном, отвратительном виде, как я увидела сегодня. Мы садимся в машину и продолжаем путь. Тошнотворный запах исчезает. Симон, который сам был в плену в Славянске несколько месяцев назад и, к счастью, избежал ужасной участи, без лишних сантиментов жует бутерброды с копченой колбасой на заднем сиденье. Никогда не думала, что запах копченой колбасы будет казаться мне таким успокаивающим и радостным.
Мы приезжаем к церкви баптистов. Это огромный Дворец Культуры с плакатом: «Христос Воскрес! И для вас, славянцы, воистину воскрес!» Внутри прохладно, красные ковры, люстры, лепнина, отделанная золотом, и нарядные прихожане в зрительном зале. На сцене человек в голубой рубашке стоит на коленях и в религиозном экстазе повторяет: «Я благодарю тебя, Господи, за все обстоятельства моей жизни, чтобы в моем сердце не было недовольства или ропота…» Двое из убитых баптистов были сыновьями пастора этой церкви. Говорят, что сепаратисты, считавшие себя православными, не принимали людей другой веры. После проповеди на сцену вышли молодые люди и запели: «Когда приходит Бог, все меняется, расцветает и поет».