Это был один из самых красивых людей, которых я когда-либо видела. Его история началась с судьбы его родителей, встретившихся в ссылке. Короткие истории таких любовей описаны Варламом Шаламовым и другими свидетелями тех страшных времен. Мама освободилась, а спустя долгое время, когда Юрию Шмидту исполнилось 15 лет, его отец, Маркович, вышел из лагеря и первым делом спросил: ждет ли его мама еще? Они прожили всю жизнь вместе, и в их сыне был огромный запас любви, несмотря на все трудности.
Мне посчастливилось не только общаться с Юрием, но и дружить с ним. Однажды, сидя на кухне за рюмкой, Юрий Маркович торжественно встал и произнес тост: «За то, чтобы однажды мне выпить с моим клиентом Михаилом Борисовичем…» Он был не просто адвокатом; он был Защитником с большой буквы, человеком чести и достоинства. С ним возникало небывалое чувство, как будто рядом находился средневековый рыцарь, который не знал страха и упрека. Он был благороден и прям.
Однажды он позвонил и спросил, могу ли я выступить свидетелем на суде по делу Михаила Ходорковского, речь шла о правомочности его помещения в Краснокаменскую колонию. Я только что вернулась из командировки и, ужасно гордясь тем, что сам Шмидт позвал меня в свидетели, согласилась. Свидетельствовала я всего пять минут, но напряженный взгляд Шмидта запомнился мне навсегда.
Вечер у него дома в Петербурге, его вечная надежда на то, что удастся поломать эту поганую систему, удивительная речь, всегда готовая рука предложить, пальто подать… Да, Рыцарь был без страха и упрека. Его недавний юбилей в «Мемориале» — он чувствовал себя очень плохо, но ему было приятно видеть столько людей, пришедших его поздравить. Он улыбался, хотя было видно, как ему больно — каждый день.
И снова эта бесконечная борьба за Михаила Борисовича. Однажды в Хамсуде он удивил резкостью — потом рассказывал, что его накрыла волна возмущения, и он отбросил все корректности. Болезнь, ремиссии, когда он мог звонить мне глубокой ночью и хвалить исполнителей, которые пели у меня. Последний разговор с ним состоялся несколько дней назад, когда он уже был плохо, но я все равно надеялась, что Юрий Маркович когда-нибудь выпьет с своим клиентом.
Светлая и долгая память о нем… В голове не укладывается. Я очень любила Юрия Марковича. Если позволите, представлю вашему вниманию строчки, которые я написала ему на его семидесятилетие:
Юрию Шмидту в юбилей
Duralex sed lex (лат)
Закон суров, но это закон.
Начну я, коньяком запивши кекс…
В одной стране, заснеженной и хмурой
Жила-была красотка ДураЛекс,
И рыцарь Шмидт, поклонник этой Дуры.
Вокруг нее без счета подлипал,
Ныряющих в потоки лживой лести.
А Шмидт не тайных ласк ее искал,
Но воевал во имя ейной чести.
Ему твердили, что не идеал,
Что его звезда в своем линялом платье…
Товарищ ЮКОС руку пожимал
Бессильным и сочувственным пожатьем.
А он в своем бою горел дотла,
Но боги вновь на битву возрождали.
И я тому свидетелем была,
Хоть на мое свидетельство плевали.
А впрочем, откровенно говоря,
Характер Шмидта крепко закалили
И папа Марк, в котором лагеря
Ни нежности, ни страсти не убили.
Как бы ни безумствовала власть
И как бы ни ревели непогоды,
Но мама же однажды дождалась
Мужчину своего из несвободы.
А Шмидт своей судьбе не возражал,
Был прям и строен, соблюдал фигуру.
Жену кормил, детей не обижал,
Но все сражался ради этой дуры.
О ДураЛекс, твою Фемиду мать,
Пора от стаи чаячьей отбиться,
Давным давно пора уже понять,
Кто здесь — шпана, а кто — и вправду рыцарь.
Товарищ Шмидт, мы все не без греха,
Но любим вас до глубины натуры.
Желаем вам однажды с МБХ
Напиться (хоть за здравье этой дуры).
Огня во взоре… хватит подпалить
Все их суды, всех их мещанских судей…
Чего еще? Да просто жить да быть,
А станет грустно — позовите, будем!