Мы знаем, в какой стране и среди каких процессов живем. Почти ни одна беседа не обходится без обсуждения происходящего: с властью, страной, обществом… Я человек не слишком терпимый и порой высказываюсь резко. На мои слова часто реагируют так:
— Ты молод, ты максималист. (Это говорят, конечно, старшие.)
— В этой стране все всегда так было. И ничего не изменится. (Это произносят циничные люди.)
— Нужно заниматься своим делом. (Так говорят те, кто действительно много и успешно работает в своей сфере.)
— А кто, если не они?.. (Эта фраза звучит особенно проникновенно.)
— Ты думаешь, где-то по-другому? (Это произносится всегда с лукавым прищуром опыта и снисхождения к юности собеседника.)
— Большинство все равно за них… (Эту мысль выражают с печалью, как бы предлагая влиться в число высокообразованных, ставших жертвами невежественного народа.)
— Не дай Бог, революция! Это же кровь! Мы это уже проходили… Не надо! (Произносят с таким трагизмом, что начинаешь верить, будто собеседник сам страдал от красного террора.)
Эти фразы можно привести в десятках вариантов, но суть не меняется. Мне скучно отвечать на них, что не везде все так; если всегда было так, это не значит, что должно оставаться. Я уже далеко не так юн, и у меня маленький ребенок. Поэтому я просто прекращаю разговор и начинаю думать. Думаю о своей дочери, о том, какова моя ответственность перед ней, перед Аней. Я понимаю, что больше всего боюсь двух вещей: чтобы мой ребенок когда-нибудь устыдился меня и чтобы упрекнул меня тем наследством, которое я оставлю. Под наследством я понимаю не деньги или дом на теплых морях, а страну и среду, в которой ему предстоит жить и работать.
Я уверен, что мой ребенок будет достаточно умным и талантливым, чтобы построить свое благополучие. Я научу его тому, как я понимаю жизнь и ее ценности, множеству умений. Но этого недостаточно. Я должен оставить ему свободную и справедливую страну. Лишь в такой стране он сможет применить все знания. В стране, где судьба человека не зависит от связей, количества денег или готовности угождать начальству любыми способами, выработанными нашей элитой. Да, именно элитой, ведь искусство угождения высшим слоям шлифуется во дворцах, а не на полях, где трудятся рабы.
Я размышляю обо всем этом и не могу смириться с теми ответами, которые слышу. Многих из этих людей я уважаю. В их словах я чувствую ложь и предательство — не по отношению к нам, но к нашим детям, к стране, культуре. Я пытаюсь понять, что заставляет их говорить ТАК и мириться с нашей реальностью. Я не хочу верить, что это их сознательный выбор. Я уважаю многих из них, считаю безумно талантливыми и умными.
Я решил объяснить это биологией. Мы дышим кислородом. Если в атмосферу начнет поступать углекислый газ, мы начнем задыхаться. Есть люди, у которых есть специальный орган для дыхания — жабры. Они могут дышать воздухом несвободы и не замечают изменения в атмосфере. Одни задыхаются, кричат, уезжают, а другие искренне не понимают, почему все так плохо. Им кричат: НЕЛЬЗЯ, УМИРАЕМ. А они отвечают теми же фразами.
Среди них есть люди разных возрастов и профессий: те, кто приобрел жабры в советское время, те, кто родился с этим органом — талантом адаптации к несвободе. Есть и те, кто за деньги пересадил этот ценный орган. Но объяснять им что-либо бесполезно. Разве что насильно заклеить жабры, чтобы они почувствовали настоящую жизнь и поняли, как становится удушливо в нашем Отечестве. А есть и те, что будто бы из рассказа Зощенко: сидят возле чадящей печи, падая в обморок, но твердо утверждают, что все хорошо.