Памяти мадам Шпенглер
В русском воздухе ощущается запах большой войны. Недавно выяснилось, что палатки-ларьки у столичных станций метро убирали, чтобы обеспечить доступ к бомбоубежищам. Ведется дискуссия о том, сколько площади должно занимать человеко-место в укрытии (действующий норматив — 1,5 кв. м, что фактически соответствует размеру могилы) и сколько хлеба нужно выделять в одни руки во время войны (власти Санкт-Петербурга предполагают 300 г в день). В том же Санкт-Петербурге органы МЧС требуют оснастить строящийся уже много лет мегастадион «Зенит-Арена» гигантским укрытием от ядерного удара. В различных регионах проходят учения гражданской обороны на тему «Как выжить при ядерном взрыве». Тем временем наш авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов» выпустил густой дым где-то в испанских морях.
Проницательные аналитики задаются вопросом: зачем нужна вся эта подготовка к войне? Размышления сводятся к двум основным выводам: А) Военное настроение необходимо властям России для отвлечения внимания народа от социальных и экономических проблем. Б) Россия должна защищать свои жизненно важные геостратегические интересы, что возможно только через войну или постоянную подготовку к ней.
В XVIII–XIX веках существовал умный военный теоретик Карл фон Клаузевиц, который, будучи военным практиком, воевал за Россию против Франции в 1812 году. Он написал книгу «О войне», которую многие аналитики считают основополагающей. Главная идея Клаузевица — война есть продолжение политики другими средствами. Однако я пришел к противоположному выводу: политика — это продолжение войны всеми возможными средствами. Главной причиной войн является желание человека или группы людей сохранить власть, охваченных психологией войны.
Чтобы проиллюстрировать эту психологию, расскажу о собственном опыте. В начале прошлого десятилетия я переехал в новую квартиру в самом центре Москвы. Моей соседкой стала известная вдова художественного руководителя Театра трагедии, мадам Шпенглер. С первого дня нашего соседства она объявила мне настоящую войну. Ссылаясь на несовместимость ремонта с её вдовствующей жизнью, она перманентно ругала моих рабочих и пыталась заклеить жевательной резинкой замки моих дверей.
Однако самым мощным инструментом агрессии стали регулярные вызовы милиции для проверки у рабочих столичной регистрации. Некоторые из них, конечно, не имели её и оказывались в отделении, откуда их приходилось выкупать. Я пытался проводить политику умиротворения. Подарил ей металлическую дверь и мебель, оставшуюся от прежних хозяев квартиры, но это лишь временно успокаивало её. После окончания ремонта, который формально был причиной конфликта, мадам Шпенглер продолжила атаку, на этот раз уже с новыми предлогами.
Она начинаела рано утром звонить в дверь и жаловаться, что на пожарной лестнице была обнаружена пустая бутылка из-под виски, которой, по её мнению, оставил я. Пытаться объяснить, что мы живем на 13-м этаже и я не участвую в подобных действиях, было бесполезно. Я отключил дверной звонок, но это лишь подстегнуло её активность.
Я усилил свою защиту, установив дополнительную дверь, но время шло. Однажды, вернувшись из длинной командировки, я обнаружил её квартиру опечатанной. Моя догадка о том, что она завещала жилье профильному музею, подтвердилась. При этом у мадам Шпенглер были двое взрослых детей, о которых я узнал позже. Это оставило горькое чувство. Вдова, даже в смерти, не изменила себе, оставив собственных детей без наследства. На что же мог рассчитывать я, чужой человек?
Так, мадам Шпенглер стала ярким примером того, что войны ведутся не ради достижения практических результатов, а ради самой войны. Субъект, принимающий решения, не способен поддерживать нормальный уровень адреналина вне военной обстановки. Психология войны делает человека заложником своих собственных импульсов.
Поводы для новых войн всегда найдутся, и их объявляют оборонительными. Каждый агрессор изобретает практические выгоды от войны: доступ к ресурсам, территории и прочее. Тактика умиротворения, как мы видим на примере моих отношений с мадам Шпенглер, оказывается неэффективной. Уступки агрессорам лишь приводят к новым конфликтам, поскольку им необходимо постоянное продолжение войны в любых формах.
Нельзя остановиться, иначе наступает ломка. Я не знаю, что ждет Россию в этом контексте. Современная гибридная война отличается от той, что была в XX веке. Она может обойтись без всеобщей мобилизации, используя регулярные войска и частные военные компании.
Но любой войны лучше избежать, особенно из-за того, что военный формат жизни порождает поколения, впитывающие психологию войны с детства. Я вырос в мирное время и не желаю войны, помня частушку: «с неба звездочка упала, хоть бы все там разорвало, лишь бы не было войны». Я жажду только мира.