На лестнице сидят истощённые воробышки, греясь в подъездном тепле после трудового дня. На улице невыносимый мороз, а они в тонких рубашках. «Почему так легко одеты?» – спрашиваю. Один из них, сидя на корточках, улыбается и отвечает: «Так работали только». Остальные, похоже, не понимают вопроса, кивают в знак вежливости.
Их лица – оттиск жаркого узбекского солнца. Самый старший из них, уже скособоченный старик с молодецкой фигуркой, выглядит так, словно может рухнуть в строительную пыль в любой момент. Догадывается ли он, что его могут обмануть и не заплатить за этот невыносимый труд? Что тогда будет делать?
Каждый раз они с готовностью поднимают коляску, смеются, глядя на мою маленькую дочь. Быстро переговариваются на своём языке, возможно, вспоминая своих детей в Узбекистане. В нашем доме на последнем этаже узбеки разбирают сгоревшую квартиру, которая затопила их. Щуплые мужчины уже месяц выносят выгоревшее нутро и тащат наверх неподъёмные мешки с бетоном. В конце рабочего дня они обязательно проходят с веничком, не оставляя после себя ни строительной пыли, ни пустых бутылок. Обязательно здороваются, но поддержать беседу не могут, только улыбаются – словарного запаса у них недостаточно. Их русский также непонятен, как индийский вариант английского; лишь иногда удаётся угадать смысл слабо искажённых слов.
На проспекте, под окнами дома, как стемнеет, дежурят два проржавевших Икаруса с окнами, запотевшими от зимнего холода. Плотный чёрный дым из их выхлопных труб наполняет воздух. Ближе к ночи к ним стекаются наёмные трудяги, чтобы развозиться по своим лачугам. На месяц, два, три они становятся моими соседями. Но кто они? Бесстрашные работники, готовые взяться за любое дело: сбрасывать снег, обвязываясь самодельной страховкой, или прочищать вонючие мусоропроводы. Они разгребают завалы помоек и строят школы.
Когда вся страна погружена в праздность, создаётся впечатление, что только эти южане живут правильно, продолжая работать. Они подкрашивают облупленные заборы, расчищают улицы, торгуют на рынках и в магазинах. Их труд полон энергии и настойчивости, даже в условиях неприветливости окружающих. Их цель – спасти своих близких от голода и страданий.
Измождённые темноволосые люди с обветренными лицами вызывают у меня тревогу. Я всегда держусь на расстоянии, стараясь избежать встречи с бездомными. Сердце подсказывает – будь добрее, но внутренний цензор побуждает насторожиться, опасаясь тяжёлых взглядов и возможных болезней.
Салтанат, лучистая и теплая девушка, оставила в Киргизии дочку, сына и родителей, чтобы перебраться к сёстрам в Москву на временные работы, надеясь в будущем перевезти своих детей. Ночами она продавала товары в палатке, а днём убирала офисы. Прошло два года, а она так и не вернулась домой – копила деньги. И вот кто-то рассказал, что её дети, возможно, её забыли, не узнают на фотографиях.
Я жила в одном доме с ней и ежедневно видела, как она улыбается, не ведая о своей трагедии, даже не пытаясь разговорить её. Как всегда в пять утра, Салтанат открыла дверь съёмной квартиры, где на полу спали её соотечественники. Выпила чай на кухне и тихо ушла в окно с шестнадцатого этажа.
Гастарбайтеры – настоящие солдаты невидимой войны. Их борьба за здоровье и судьбу разворачивается рядом, на благополучных, но равнодушных улицах, и не каждый выдерживает это сражение за жизнь.