В данном случае не ставилась задача писать принципиально по-другому или чрезмерно конспирироваться. На задней стороне первого романа, сверху, размещена двусмысленная рекомендация Б. Акунина: «Лучше, чем у Брусникина, у меня вряд ли получится», являющаяся прозрачной анаграммой «А. О. Брусникин». Архаичный стиль с добавлением медовухи и тому подобное создают эффект, привлекающий внимание. В содержательном смысле меня интересовали две вещи. Во-первых, давно хотелось написать исторический роман, без детективной интриги. А во-вторых, посмотрел на историю России с непривычной для себя стороны. Я сам (как и Акунин) по образу мыслей западник и даже космополит. Однако мне было интересно попробовать взглянуть на «почвенное», славянофильское мировидение. У нас часто бывает так, что если кто-то патриот, он обязательно ненавидит всё чужое и трясется от ксенофобии. Мой Брусикин не такой. Он уважает чужое, но любит и ценит своё. Это патриотизм, с которым у меня нет противоречий.
Анатолий Брусикин – тихий музейный работник (его внешность представляет собой микс интеллигентного облика владельца парижской дизайнерской студии). Главный интерес ягоды-брусники и основная интрига заключались в издательско-книготорговом эксперименте. Меня занимала бизнес-задача: как действовать, если есть неизвестный писатель, в которого издательство готово серьезно вложиться, веря в его перспективность? Сколько денег вложить в «раскрутку», чтобы не остаться в минусе? Какие методики использовать? Какова последовательность шагов? Я обсудил эти вопросы с Яном Хелемским, начальником издательства «АСТ». Мне было приятно слышать, что он интересуется проектом, даже не прочитав рукопись первого романа Брусикина.
Рекламная кампания была дорогой и агрессивной, что вызвало раздражение у литературных критиков, но не ради них все это затевалось. По магазинам было разложено миллион брошюр с первой главой романа, подобно тому, как в супермаркетах предлагают попробовать новый сорт колбасы. Люди читали образец и покупали мой (то есть брусникинский) «Девятный Спас». Стартовый тираж в 250 тысяч был отпечатан одновременно в нескольких типографиях и ушел за месяц или два, полностью окупив затраты на рекламу. Все последующие допечатки пошли в плюс. Суммарный тираж «Спаса» составляет около 1600-700 тысяч экземпляров.
При выпуске второго романа «Герой иного времени» я уговорил издательство отказаться от рекламы ради чистоты эксперимента. Надо было проверить, как высоко может подняться тесто на дрожжах предыдущего бестселлера. Без всяких билбордов, ситиформатов и баннеров продалось 120 тысяч экземпляров. Меньше, чем у «Спаса», но не в смысле издательской прибыли. После этого также были допечатки. Этот роман был создан для самого себя, и за это я его и люблю.
Через неделю выйдет третий роман Брусникина, посвященный событиям Крымской войны. Эта книга еще не была прочитана, поэтому расскажу о ней немного подробнее. Первоначально я собирался назвать ее «Практическое пособие по конструированию романтического дискурса с его последующей деконструкцией», но потом решил, что лучше подойдет название «Беллона». Хотя и не совсем понятно, зато красиво. Напомню, что Беллона – это богиня войны. Роман состоит из двух частей, лишь отчасти связанных между собой. Первая часть – подростковая, полная романтики и дружбы, вторая – взрослая. Наверное, именно поэтому киноправа на первый том были куплены еще на стадии рукописи, а второй вряд ли когда-нибудь экранизируют.
Роман начинается с пролога: «И вдруг я понимаю, что такое жизнь. Я ее вижу». Платон Платонович красиво сравнивал жизнь с фарватером, а человека – с кораблем, и некоторое сходство здесь есть. Проживаешь день за днем, будто плывешь от бакена до бакена, и пенный след за кормой уже не виден. Однако это сравнение неправильное. Я никогда не думал, что не соглашусь с таким человеком! У Платона Платоновича жизнь – фарватер, а сам он похож на трехпалубный корабль, тогда как у людей всё иначе. Каждый человек имеет свой собственный курс, свои рифы: кто-то потонет, а другой останется жив. Сравнивать людей с кораблями нецелесообразно. Ведь корабль, в каком классе со стапелей сошел, в том же и окончит свои дни. С людьми же происходят метаморфозы. Каждый из нас, пока не достигнет своего порта, может поменять тоннаж и оснастку несколько раз.
Как-то удивительно, что я сейчас об этом размышляю. Я много о чем сейчас думаю. Смотрю в одну точку и вспоминаю, как Платон Платонович, обучая меня правописанию, говорил: «Запомни, Герасим: никакая книга, никакая реляция и никакая мысль не может считаться законченной, пока не поставлена точка». Я вижу свою точку, она черная. Но точка, которой всё заканчивается, сама по себе важности не имеет. Важно, что было перед точкой: написанное тобою и про тебя. Жизнь лежит передо мной, как длинный свиток, и я вижу неровные строчки, сливающиеся в чернильную канитель. Есть и картинки, как распахнутые окошки, в которые я могу заглянуть. Почему-то я знаю, что на это времени у меня хватит.