Поливанов

Жил-был на свете странный человек. Он был таков, что его трудно было оценить по привычным критериям. Многие вспоминают о нем в мемуарах, оставляя яркие впечатления: для одних он был прекрасным, для других – ужасным, но неизменно сильным. Кажется, он был несносен, как большинство тех, кто слишком много знает о себе.

Всего сто лет назад в нашей стране таких людей было немало. Именно они придавали жизни интерес. Евгений Дмитриевич Поливанов не был хорошим или плохим – он был и тем, и другим одновременно. Возможно, он вообще не придавал значения нравственности. Такое ощущение возникает, когда читаешь о его чудачествах. Или у него была своя собственная этика. Он легко брал чужое и так же легко отдавал свое, иногда последнее. С одной стороны, он любил жену, с другой – имел еще одну, которую также любил.

Виктор Шкловский, собиратель ярких личностей, называл Поливанова «обычным гением». В романе Вениамина Каверина «Скандалист» Поливанов фигурирует как переводчик Драгоманов. О нем говорили: «Его лингвистические работы по тонкости человеческому уму почти непонятны. Недавно он пришел на лекцию в подштанниках. У него подозревают, что он ведет тайную торговлю опиумом. Берегитесь его!»

Сам автор о Драгоманове-Поливанове пишет: «Его боялись. Все знали, что он наркоман, что у него темное прошлое неудачника, путешественника, игрока». Реальный Поливанов, к тому же, был одноруким: положил кисть на рельс, и ее отрезало. Возможно, он хотел что-то себе доказать или находился под воздействием препаратов. Как бы там ни было, он умудрялся жить так, что никто не замечал его однорукости.

Наркоман? Да, причем тяжелый. Сначала он употреблял кокаин, затем плотно сел на героин. В медицинских записях сказано: «3/к Поливанов, страдающий наркоманией, нуждается ежедневно в 2-х кратной инъекции героина». Однако это не сказалось на его необычайно остром и мощном интеллекте. Возможно, как у Шерлока Холмса, оно только обострило его способности.

Поливанов всю жизнь интересовался сложным и необычным. Он знал множество редких языков, точное число которых неизвестно: одни утверждают, что восемнадцать, другие – что двадцать восемь. Я сам принадлежу к числу тех, кто увлекся японским языком благодаря Поливанову. Он был одним из трех основоположников российской японистики. Как только я начал серьезно интересоваться Японией, с шестнадцати лет, я постоянно натыкался на этих трех удивительных самураев: Поливанов, Невский и Конрад. Поливанов среди них был, как Илья Муромец, самым могучим.

Все трое практически были ровесниками и учились на восточном отделении Петербургского университета перед мировой войной. Евгений Поливанов был гениальным лингвистом, специалистом по диалектам. Несмотря на мирную научную карьеру, его биография полна бурных событий. Он жил в японской глуши среди рыбаков, изучал их говор и тянул вместе с ними сети (одной рукой); работал на царскую разведку и вдруг оказался большевиком-подпольщиком, заместителем первого наркома иностранных дел Троцкого. В последние годы своей жизни он был профессором Института киргизского языка в городе Фрунзе.

Поливанов жил (в советские времена!) со слугой-китайцем. Что касается героина, то, возможно, именно это привело его в Среднюю Азию. В годы Большого террора всех богатырей отечественной японистики, разумеется, арестовали. Первым из них стал эксцентричный Евгений Поливанов с его эстонской женой. Затем Николай Невский с его японской супругой. Их дочку, полуяпонку, взял на воспитание тихий Николай Конрад, но вскоре добрались и до него. Разумеется, их объявили шпионами и пытали. Поливанова и Невского расстреляли (жен тоже не выпустили живыми).

Николай Иосифович Конрад, отсидев, продолжал отечественную японистику почти в одиночку. Я не застал его, но учился у его учеников. У нас не было ни одной отрасли науки, ни одного направления культуры, даже ни одного вида спорта, которое бы не пострадало от жестокости режима. Именно за это я ненавижу эту «арестократию», какой бы аббревиатурой она себя ни называла. За то, что она всегда уничтожала людей, осознающих свою ценность, и ладила только с теми, кто понимает о себе мало.

Гений, наркоман, эксцентричный человек и почти сверхчеловек Евгений Дмитриевич Поливанов в те годы понимал, что не следует слишком много задумываться о себе. В своем заявлении от 1 октября 1937 года он писал: «Прошу о прекращении тяжелых приемов допроса, так как они заставляют меня лгать и приводят только к запутыванию следствия. Добавлю, что я близок к сумасшествию». Иногда я думаю, как было бы здорово, если бы мои представления о загробной жизни оказались ошибочными. Пусть бы существовали Суд, Рай и обязательно Ад. Чтобы на Страшном Суде никто не забыл: арестовывал Поливанова лейтенант госбезопасности Маргайтис. Следствие вел сержант Мальцев, а к смерти приговорили дивизионный военный юрист Голяков, бригадный военный юрист Зарянов и военный юрист 1 ранга Кандыбин. Имя главного начальника всех палачей известно каждому.

Скоро вновь наступит День памяти жертв политических репрессий. В Москве и других городах будут читать имена расстрелянных. Об этом уже говорилось. Приходите к Соловецкому камню, кто сможет. А кто не сможет – просто вспомните погибших. И тех, кто арестовывал, пытал и расстреливал, тоже не забудьте. Именно из-за них мы сегодня живем в стране, которая хуже, чем могла бы быть.

Оцените статью
( Пока оценок нет )
Ритм Москвы