В конце 2011 года, когда протестная активность в России достигла нового витка, я находился в Париже, работая над документальным сериалом «Прощайте товарищи!» (Adieu camarades!), посвящённым развалу советско-социалистической системы в Европе. Каждый раз, выходя из студии на площадь Бастилии, я звонил в Россию и восторженно кричал прохожим: «Это же революция!» Однако, как известно, революция была отложена на неопределённый срок. Время вновь пришло собирать камни.
Обсуждая свой фильм о конце советского коммунизма с публикой, я столкнулся с неожиданным вопросом: «Почему же всё-таки социализм провалился?» Это удивило меня, поскольку казалось, что ответ на него очевиден. Система была уродливой и нежизнеспособной, и моя задача заключалась лишь в том, чтобы запечатлеть её неумолимый развал в новой, более увлекательной форме. Однако участники обсуждений, многие из которых были заинтересованы в успехе социализма, задавали этот вопрос с искренним интересом. Оказалось, большинство моих зрителей симпатизировали левым идеалам.
Поначалу я объяснял это тем, что большинство встреч проходило в Западной Европе, где социализм не испытывался на собственном опыте. Однако этот интерес наблюдался и в Венгрии, и в Польше, Чехии, Словакии и Румынии. Конечно, среди зрителей были и классические антикоммунисты, которые хвалили меня за «анти-российские» произведения, но их было немного. Неудивительно, что постсоветская ностальгия стала особенно ощутимой на постсоветском пространстве. Однако вопрос о социализме, задаваемый европейцами, был не только пронизан ностальгией. Образованные люди на Западе в большинстве своём были сторонниками левых идеалов, что имеет свои объяснения.
Сегодня неравенство, в разных своих проявлениях, считается менее приемлемым, чем в конце XVIII века, несмотря на революцию с её лозунгами о «Свободе, равенстве и братстве». Правые ценности, такие как традиционная мораль, авторитет государства и религии, подверглись испытаниям под натиском научного прогресса и художественного творчества. Именно это современное восприятие «левизны» помогает критически оценивать привычные истины и прогресс человечества, который не был прямолинейным, а скорее нестабильным движением от правых к левым идеалам.
Прогресс, о котором мечтали многие мыслители и которые мы наблюдали во времена Просвещения, прекратился, хотя технический и научный прогресс продолжает развиваться. Однако он лишь опосредованно формирует сознание, и всё чаще показывает, что не способен удерживать иррациональные человеческие порывы.
В своем обсуждении таких «глобальных» тем, я не буду ссылаться на известных авторов, писавших об эпохе после холодной войны. Политические выводы, которые были сделаны применительно к истории нашей страны, недостаточно проработаны. Тезис Фукуямы о том, что с распадом СССР либеральная модель должна завоевать мир и ознаменовать «конец истории», был опровергнут как историей, так и самим автором.
Говоря о «советской интеллигенции», я имею в виду не ту прослойку, которую власти называли интеллигенцией, а гуманитарную элиту, унаследовавшую черты дореволюционной русской интеллигенции. Главным среди них был критический взгляд на власть. Возможно, было бы правильнее назвать её «антисоветской интеллигенцией», но это создало бы ложное представление о тех, кто имел независимое мнение.
Именно в недрах антисоветской, про-западной интеллигенции сформировался взгляд на мировую историю и политику, отличающийся от западного. С этим взглядам ушла идея социального прогресса и приоритета социальной справедливости. На Западе же эти идеи остались живыми. Несмотря на культ западной свободы и демократии, мы не замечали, что, смеясь над маргинальными левыми, высмеиваем людей, которые выражали доминирующие ценности их общества.
Обсуждая поддержку Западом различных авторитарных режимов и конфликтов, мы забываем, что эти западные идеалисты имеют право на своё мнение, а их взгляды не всегда совпадают с нашими. Мы верили в то, что западные левые террористы, такие как Фракция Красной Армии, представляли собой что-то ужасное, игнорируя при этом, что их противники также имели свои тёмные стороны.
Маргарет Тэтчер не была той фигурой, которой её представляли наши интеллигенты. Западные правые теории, в том числе экономические концепции, часто рассматриваются как инструменты управления экономикой, а не как система ценностей истинной демократии. В нашей стране правизна стала системой ценностей, что можно объяснить историческими процессами. Однако нельзя сводить всё к простым символам, ведь у нас была история, в которой левые диктаторы оставили свой след, и это стало причиной нашего стремления к правым идеалам.
Советский интеллигент, эстет и меломан находился в постоянной осаде от дурного вкуса и пошлости окружающего мира. Он был частью небольшого круга, а всё остальное воспринималось как нечто ужасное. Демократия тогда была маркой, идеалом, который хотелось иметь. Английская рок-музыка, поэзия серебряного века, спецпоказы фильмов были ритуалами, которые помогали выделиться и создать ощущение принадлежности к чему-то большему.
Однако, ощущение себя особым и достойным лучшей жизни зачастую вытесняло понимание того, что недемократическая система угнетала не только меньшинство, но и большинство. Всё, что интеллигент слышал от своих марксистских воспитателей о классовой борьбе, кладется в подсознание и проявляется в классовом протесте против быдла. Эта возможность реализовалась во время перестройки и на ранних этапах постсоветского времени.
Несмотря на то, что не только интеллигенты выиграли от постсоветских преобразований, нынешний элитизм во всех областях культуры и политики был сформирован в советском образованном классе, и поэтому продолжает поддерживаться. Среди нашей интеллигенции были настоящие герои, которые имели право сравнивать фашизм и советский социализм. Но они не поняли, что, отдавая свой авторитет правым взглядам, ничего не получат в ответ от власти или народа, который за короткий исторический срок был восприимчив к идеям свободы.
Хотя честные диссиденты и критиковали социализм, их подход был слишком односторонним, не учитывающим мечты человечества о справедливом обществе. Призывая на помощь Запад, они не получат поддержки, так как сама природа Запада, несмотря на консерваторов, лежит в левом спектре.
В обсуждениях о том, какой из социализмов лучше, среди неумных леваков хоть и может быть единогласное мнение, что советский социализм лучше, но всё дело именно в комментарии. В современном западном обществе приоритет социальной справедливости над материальным развитием закрепился. Общественный прогресс, хотя и не всегда состоящий в марксовом духе, на Западе не останавливается. Историческое наследие Советского Союза не стало серьёзным препятствием для социализма, и те, кто не пострадал от этой системы, не будут сравнивать социализм с фашизмом. Таким образом, «национал-социализм» остаётся лишь манипулятивным термином без реальных оснований.
Западный образ жизни, обладая своей цивилизованностью, здравомыслием и уникальным общественным договором, представляет собой интересное сочетание свободы и коллективизма, что позволяет большинству жить в достойных условиях. Угроза таким ценностям возникает из неспособности Запада соответствовать собственным стандартам справедливости в глобализированном мире, что приводит к росту исламизма.