Ольга Викторовна Крыштановская, будучи истинным ученым-гуманитарием, смогла блестяще сформулировать русскую национальную идею, которая долгое время ускользала от многих ее коллег. Она делится своими размышлениями:
«Вот лежала я у голубого бассейна лучшего отеля 5 звёзд на Кипре и думала: ‘Блиииин! Могла ли я, простая русская женщина, представить себе, что буду в такой красоте госпожой и барыней отдыхать? И что прислуживать мне станут наши эмигранты — горничные, шофёры, официанты? Мы, оставшиеся в России, теперь приезжаем в разные страны состоятельными туристами. А они – эмигрировавшие за лучшей долей – убирают за нами, возят нас, подают нам…’»
Этот текст поистине гениален. Каждая фраза, каждое слово, каждое «и» в междометии «блиииин!» звучит как музыка. Композиционно эта фраза восхитительна:
«Мы, оставшиеся в России…»
Каково? В контексте ей противопоставлена мысль о «наших эмигрантах», которые «эмигрировали за лучшей долей». Даже в отсутствии завершения этого размышления ощущается победный крик нового русског духа: «Ну что? Как мы, оставшиеся в России, вас, уехавших, на… (можно подобрать подходящий глагол)?»
«А-а-а-а-а!!!!!»
«Блиииин!»
С содержательной стороны, наконец-то сформулирована русская национальная мечта, блестяще синтезированная из устойчивых психологических комплексов, извлеченных из глубинного национального подсознания:
— «колбасизм»: «Вот лежала я у голубого бассейна…»;
— «низкопоклонство перед Западом»: «…лучшего отеля 5 звёзд на Кипре»;
— одновременно присутствующее «презрение-ненависть к Западу и к изменникам, эмигрировавшим на этот Запад»: «А они – эмигрировавшие за лучшей долей…»;
— комплекс «барства – нового дворянства» из пушкинской сказки о золотой рыбке: «И что прислуживать мне станут… убирают за нами, возят нас, подают нам…»;
— «квасной патриотизм»: «Мы, оставшиеся в России…»;
— синдром «успешной наколки»: «Мы, оставшиеся в России, приезжаем теперь в разные страны состоятельными туристами. А они – эмигрировавшие за лучшей долей – убирают за нами…»;
— «чистая и искренняя народность»: «Вот лежала я… и думала: ‘Блиииин!’»
Историческая удача в нахождении точной формулировки современной русской национальной идеи позволяет успокоить иерархов Русской Православной Церкви, встревоженных разрушением национального культурного кода под влиянием Запада. За последние два столетия русская национальная идея, похоже, не претерпела значительных изменений. Ее классическая формулировка начала XIX века: «Не хочу быть черною крестьянкой, Хочу быть столбовою дворянкой… Перед нею усердные слуги…», в начале XXI века претерпела лишь косметические изменения: «черная крестьянка» превратилась в «простую русскую женщину», «столбовая дворянка» – в «госпожу и барыню», а «усердные слуги» – в «наших эмигрантов – горничных, шофёров, официантов». Итоговая версия современной национальной идеи почти не отличается от бессмертных пушкинских строк:
«…я, простая русская женщина,… буду в такой красоте госпожой и барыней отдыхать… И что прислуживать мне станут наши эмигранты – горничные, шофёры, официанты… А они… убирают за нами, возят нас, подают нам…»
