Обнародование двух записок, связанных с историей знаменитого польского политического деятеля, вызвало широкий резонанс в обществе. Первая из них, подписанная Лехом Валенсой, звучит как обязательство: «Я, нижеподписавшийся Валенса Лех, сын Болеслава и Феликсы, родившийся в 1943 году в Попове, повет Липно, обязуюсь сохранять в тайне содержание разговоров, проведенных со мной работниками служб безопасности. Одновременно обязуюсь сотрудничать со службой безопасности при раскрытии и борьбе с врагами ПНР. Информацию обязуюсь передавать в письменном виде, и она будет правдивой. Факт сотрудничества со службой безопасности обязуюсь держать в тайне и не раскрывать ее даже перед семьей. Информацию буду передавать под псевдонимом «Болек». Лех Валенса Болек».
Вторая записка была написана Ярославом Качиньским, который отказался подписать подобный документ, указав на его моральную неприемлемость. Он заявил: «Я отказываюсь подписывать предложенное мне заявление в связи с его вредным в моральном отношении характером. В то же время заявляю, что не существует правовых оснований, требующих от граждан ПНР подписывать подобного рода обязательства».
Первая записка принадлежит Леху Валенсе, легендарному руководителю польской «Солидарности» и первому посткоммунистическому президенту Польши. Вторая — Ярославу Качиньскому, которого некоторые журналисты описывают как «злобного консерватора». Обе записки были найдены в архиве Чеслава Кищака, министра внутренних дел Польши в период военного положения и первых посткоммунистических лет. Кищак, словно отражение системы, скончался в 2015 году.
О находке документов заявил директор польского Института национальной памяти Лукаш Каминский. В его сообщении отмечается, что в доме покойного министра хранилась папка с материалами, касающимися тайного сотрудника под псевдонимом «Болек», а также рукописное обязательство о сотрудничестве с службами безопасности, подписанное Валенсой. Также были найдены квитанции о получении денежных сумм.
Валенса, в свою очередь, утверждает, что документы являются подделкой и намерен доказать это в суде. В интервью он подтверждает, что в молодости подписал обязательство о сотрудничестве, однако настаивает, что никогда не думал стать предателем. Он говорил: «Они хотели и могли меня убить», а также «Я их перехитрил».
При этом он признал, что подписал бумаги, но утверждает, что не доносил на кого-либо и не получал денег. По словам Валенсы, его подпись на документах была продиктована желанием помочь сотруднику спецслужб, который должен был вернуть деньги своим работодателям, и он не подозревал о возможной провокации.
Что касается людей, упомянутых в его документах, Валенса считает, что «половина из них не значили тогда и не значат сейчас». Он также высказался о необходимости «умной люстрации», подчеркивая, что не следует искоренять всех патриотов и активистов, так как именно они являются генераторами перемен.
В ответ на обнародование записок в польском обществе вспыхнула дискуссия. Некоторые считают, что Валенса был агентом ГБ, но это не умаляет его роли в борьбе за свободу. Другие утверждают, что время было таковым, и многие действовали в условиях страха. Весьма спорным остается вопрос о том, как эти документы влияют на образ Валенсы как нации.
Некоторые польские интеллектуалы высказываются в защиту экс-президента, считая его жертвой обстоятельств, в то время как другие настаивают на необходимости честного анализа его прошлого. Сообщается, что дело Валенсы может подорвать его наследие, а также негативно отразиться на положении Польши на международной арене.
Историки и аналитики также подчеркивают, что проникновение ГБ в польское общество было масштабным и затрагивало не только политиков, но и обычных граждан. Это заставляет задуматься о том, насколько доверительными были отношения между бывшими оппозиционерами и властями в то время. Вопросы остаются открытыми, и, похоже, на протяжении многих лет история будет идти вразрез с идеализированными представлениями о событиях тех лет.