Хотел написать смешной стебный пост, но… Вся наша сегодняшняя жизнь укладывается в три варианта: либо вешаться, либо зло иронизировать над происходящим бредом, либо брать в руки оружие. Вешаться я не хочу. Воевать — для нового витка нужно обрасти новым мясом. Поэтому последнее время я все шуткую. Почти никто за прошедшие десять лет не видел меня серьезным. А те, кто видел, считают чокнутым. Но всему есть свой предел. Шутить можно только до определенной грани. Смеяться над тем, над чем смеяться нельзя, долго нельзя. Иначе серьезные вещи, всю нашу жизнь, можно, не заметив, превратить в водевиль. Что, собственно говоря, мы и делаем.
Но если отставить в сторону шутовскую аутопсихокоррекцию, которой мы все пытаемся отгородиться от оставшихся двух вариантов, и посмотреть на ситуацию в упор — она совсем не смешна. Она очень серьезна. Поэтому, несмотря на абсурдный контент, которым будет наполнен пост, и абсурдно-идиотическую ситуацию, сегодня я буду писать серьезный и злой пост.
Бред и мамлеевщина достигли такой консистенции, когда уже не смешно. В 1379 году в Москве на Кучковом поле князю Ивану Вельяминову была отрублена голова. Он боролся с Москвой за независимость государства Перемышль. Адвокат Евгений Архипов считает эту публичную казнь первой политической репрессией в Московии, тогда являвшейся вассалом Орды. Непрерывность традиции политических репрессий, унаследованных от Орды, Кремль демонстрирует и сегодня.
Спустя семьсот лет, в эти выходные, Евгений Архипов позвал в городище Перемышль на установку камня в память жертв политических репрессий. Поскольку понятие политических репрессий у нас отсутствует, гражданам отказывают в акциях памяти их жертв. Убийства, похищения и аресты властями не считаются таковыми. По этой причине был придуман ход с установкой памятного камня в честь казни Вельяминова. На камне изображен герб Киевской Руси, родоначальника России, и выгравирована надпись: «Сей камень установлен памяти жертв ордынско-кремлевской оккупации».
Безусловно, это троллинг. Но, согласитесь: а) очень тонкий, и б) что намного важнее, совершенно законный. Мы хотим поставить свечку князю, в чем проблема? Согласно закону, согласования не требуют. Тем не менее, уведомление на мероприятие было подано. Отказа в течение трех дней не получено, значит, акция считается согласованной.
Но на подъезде к месту нас уже ждали три полицейских экипажа. Четыре первых автомобиля стражи порядка не заметили, поэтому мы подъехали непосредственно к лесу. А вот следовавших за нами остановили прямо на дороге. Без объяснения причин — просто нельзя в лес и всё.
Мы высадились. Юлия Гусейнова, Марина Злотникова, Евгений Архипов, Валерий «Ашотыч» Цатуров: культурно, с цветами, с купленными по дороге в храме свечами. Человек 15-20. Без мегафонов, без символики, без плакатов, просто пошли в лес! Но тут же прибежали наряды милиции, и они стали перегораживать нам дорогу. Только на этой фотографии на шесть активистов — шесть полицейских и оперативников. Запомните второго справа в черной куртке с мобильным в руках. О нем будет отдельный разговор.
Всего их было около двадцати. То есть на каждого по персональному полицейскому. Один даже со стэди-камом. Другой с планшетом. Вы спрашиваете, на что идут наши деньги? На закупку оборудования для съемок несанкционированно гуляющих в лес граждан. Разумеется, никто не подумал представиться или объяснить что-либо. Просто перегораживали дорогу и хватали за одежду, insisting: в лес нельзя.
На секундочку. Я хочу, чтобы вы осознали эту информацию: в современной России ходить в лес без разрешения полиции нельзя. Именно так. Естественно, нас никто не остановил, и мы пошли в лес. Зная наши власти, камень был установлен заранее и закрыт ветками. Мы пришли, начали убирать ветки, и тут началось.
Милы и опера окружили камень и пытались не пустить нас к нему. На все вопросы отвечали одно: «Нельзя». Что нельзя? Мы пришли свечки ставить — вы что, совсем…? Молчат. Спрашиваю гражданских: вы кто такие? Молчат. Лишь улыбаются. Отталкиваю в сторону — цепляются за руки и говорят: «Граждане, покиньте территорию леса, не мешайте проходу граждан».
Блин, да вы кто? На каком основании? Молчат. Товарищ сержант был самым адекватным из них — стоял у камня и все твердил: «Я только выполняю приказ». Ашотыч с боем прорвался к камню. Когда он расчистил знак и стала видна надпись «ордынско-кремлевская оккупация» — у ментов просто отвалилась челюсть. Честно говоря, я и сам этого не ожидал. Троллинг, надо заметить, получился знатным.
Но еще раз повторюсь: абсолютно законным. Мы в тридцати километрах от Москвы мертвому князю поклоняемся — кому какое дело? Толкинисты эльфам поклоняются, «Ночные волки» Путину, казаки Дмитрию Энтео, коммунисты Ленину, а мы князю Вельяминову. Волнует что ли? Где хотим, там и собираемся. Кому хотим, тому и свечки ставим.
Дальше — больше. Архипов достает телефон и подносит к уху. В этот момент тот самый опер, которого я просил запомнить, выхватывает у него телефон и кладет в карман. Стоит, просто — украл, засунул в карман и стоит. Жэка ошарашен: «Блин, он у меня телефон украл». Опер поворачивается и начинает отходить.
Я стою на тропинке и не врубаюсь в ситуацию. Опер подходит, пытается отодвинуть меня в сторону. Я держу его за грудки и спрашиваю: «Ты кто?» На что он молча хватает меня за грудки и толкает в челюсть. Когда мне лазают руками в лицо, я, конечно, не собираюсь бить. Но осознаю: ударю — статья. Поэтому наше общение проходит в режиме толкания, его попыток прорваться с украденным телефоном, моего хватания его за шкирку и его женского кругового махания руками.
В какой-то момент он просто поворачивается и начинает бежать. Бежать, блин! Мент, укравший телефон, убегает в лес! Я всё-таки попал в психушку, но не заметил момента перехода. Мент скачет на понтонный мост и прыгает в речку Моча. За ним бежит Архипов, Юлия Гусейнова, кто-то из наших, кто-то из оперов. Я выхожу из ступора и спрашиваю адекватного сержанта: «Товарищ полицейский, вы собираетесь задерживать преступника?»