В 2003 году я снимал сюжет про Юрия Буданова для программы «Забытый Полк». На суд в Ростов пригласили местных бизнесменов, которые тогда оказывали поддержку Буданову. Они обеспечивали его семью деньгами, дачами и, кажется, оплачивали адвоката. Я находился с ними в спорткомплексе, пил чай, и они заявили, что у них есть свой человек в охране тюрьмы, который мог бы провести меня к Буданову для интервью. Однако это не удалось осуществить.
Я также побывал в штабе русских националистов, которые поддерживали Юрия Буданова, и получил в подарок значок со свастикой. Посетил город, где он родился, нашел его школу и классную руководительницу, у которой взял интервью. Сидел за партой, за которой учился Буданов, а затем побывал у него дома и у его сестры на Украине, где на тот момент скрывалась его жена Светлана вместе с дочерью. Ей было очень тяжело: ни она, ни ребенок не имели никакого отношения к войне и суду, но оказались под чудовищным давлением. Она лишь хотела оградить дочь от всех трагедий, связанных с именем Буданова. Мне было её искренне жалко.
Вернувшись, я создал сюжет в защиту Юрия Буданова, да, в защиту. В условиях войны человек не может нарушить гражданские законы в привычном понимании. Там все меняется, а шкала ценностей переворачивается с ног на голову. Действия, которые считаются жуткими и циничными здесь, там становятся вопросом выживания. Если следовать Уголовному Кодексу, то можно судить любого солдата, вплоть до последнего повара в обозе. Каждый, кто вернулся, увез с собой часть военной травмы. Я это чувствовал тогда и считаю так сейчас.
Если внимательно изучить мою службу, то и меня можно было бы привлечь к ответственности. Человека на войне следует судить только по военным законам. Нарушил ли Буданов военные законы? Да, нарушил. Он перешел грань, которая, несмотря на все, осязаема для каждого солдата. Мне до сих пор сложно разрешить эту дилемму. Юрий Буданов — убийца? Да. Его необходимо судить? Да. Но так, как судили — нет, не так. Во всяком случае, не судом такой страны, равнодушной к своим солдатам, забывшей, что в ней идет война, и погрязшей в коррупции.
Как судить — я не знаю. У меня нет ответа. Тем не менее, находясь дома у Юрия Буданова и смотря его записи с войны, я ловил себя на мысли, что хотел бы, чтобы у меня был такой командир полка. Я видел, как на него смотрели солдаты, и их взгляды говорили обо всем. То, что его не отдавали следствию чуть ли не до применения оружия, тоже о многом говорит.
Шаман, который теперь упоминается в контексте «военный преступник», был лучшим военачальником, под чьим командованием мне доводилось служить. Буданова я хотел бы видеть своим командиром. Мой начальник штаба, который в Подмосковье накануне отправки полка привязал к решетке оружейной комнаты и отругал солдата-срочника за отказ писать рапорт о добровольной отправке в Чечню, на войне стал лучшим начальником штаба, которого я знаю.
В студии собралось много людей: Абдулла Хамзаев, адвокат семьи Кунгаевых, Эльза была его родственницей. Станислав Маркелов — тогда я впервые познакомился с ним, и Анна Политковская — её я тоже увидел впервые. После просмотра сюжета разговор был накален, чуть не дошло до драки. Хамзаев был в ярости; он ненавидел Маркелова. Спустя годы я всё же считаю, что прав был не я, а Хамзаев. Убивать детей, женщин, стариков и пленных нельзя. Я не воюю с женщинами и не воюю с детьми. Обвинение в изнасиловании было снято, но, судя по всему, оно все же имело место.
Затем Юрия Буданова осудили. Прошло шесть лет, и его освободили условно-досрочно. Он прислал мне сообщение: «Аркадий, это Юра Буданов». Я ответил: «Да». Он поблагодарил за поддержку семьи. На этом наш контакт завершился, и мы никогда не встречались.
В 2000 году под Алхан-Юртом нас обстреляли с окраин села. Батальон открыл огонь в ответ, подтянулись БТРы и стали обстреливать окраины. Снаряд КПВТ, пробив стену дома, убил восьмилетнюю девочку. Я совершенно точно знаю, что убил её не я. Тем не менее, ни дня не было, когда я бы не вспоминал об этом. Сейчас у меня дочь, и я только теперь понимаю, что это значит.
Я в оппозиции этой власти. Если бы я делал тот сюжет сейчас, каким бы он был? Наверное, таким же. Мы были на одной войне, по одну сторону. И, что бы я ни думал теперь, какое бы личное мнение ни высказывал о Буданове, я, вероятно, создал бы такой же сюжет. Но если бы с моим ребенком что-то случилось, то я бы — убил.
Лента полна постов от «иконы российского воинства» до «собаке собачья смерть». Версий будет множество. Основные две уже есть — от «Рамзан Кадыров сдержал свое обещание» до «провокация националистов». Жизнь такова, что обе могут быть правдой и имеют под собой все основания. Причины мести, желание выслужиться или фанатичное исламское возмездие также могут быть обоснованы.
Привязывать убийство к какой-то дате, задавая вопрос, почему именно сейчас, через два года после освобождения — бессмысленно. Сомнительно, что это были сами Кунгаевы. Сомнительно, что это связано с деятельностью Юрия Буданова после освобождения. Я не знаю, чем он занимался, но Шаман не оставил его ни во время суда, ни в тюрьме, и логично предположить, что он помогал ему после освобождения.
Не так давно вышло интервью Виктора Баранца с Юрием Будановым, из которого можно сделать вывод, что он вышел из тюрьмы изменившимся человеком. Он признал свою вину и считал наказание заслуженным. Кунгаевы живут в Норвегии. У меня есть их телефон, но звонить не буду. У меня есть контакт и Светланы Будановой, но звонить тоже не буду.
Когда требования профессии вступают в противоречие с требованиями морали, профессия должна отступить. Из тех, кто был причастен к тому сюжету, Абдулла Хамзаев умер. Станислав Маркелов убит. Анна Политковская убита. Ростовский авторитет, который обещал провести меня к Буданову, убит. Юрий Буданов убит. А я сижу и пишу этот пост. Временами круг замыкается.