Ну что, дорогие читатели. Готовы к откровениям о патриотизме? Недавно мне позвонили с Первого канала.
— Аркадий, здравствуйте. Приглашаем вас на передачу о патриотизме, приуроченную к 4 ноября. Ведущими будут Татьяна Веденеева, Ангелина Вовк и Юрий Николаев.
В этот момент у меня в голове заскрипели все шестеренки. Для меня 4 ноября — это день, когда в Люблино собираются люди с закрытыми лицами, вскидывают руки в приветствии и взыщут «Слава России».
Зачем в этом контексте говорить о патриотизме? При чем здесь Тетя Таня и Ангелина Вовк? Первый канал собирается пригласить меня, чтобы обсудить факельные шествия в передаче о патриотизме, как бы в компании Хрюши и Степашки на «Утренней почте»? И вообще, какое мне дело до Первого канала?
Скоро я понял: я живу в реальном мире, а Первый канал обитает в своей собственной реальности. Для них 4 ноября — это не день русских маршей, а нечто вроде народного единства.
Тетя Таня, Вовк и Николаев давно вышли за границы детского телевидения и теперь занимаются взрослыми темами, объединяя нацию и укрепляя духовные скрепы.
— Эмммм… — сказал я. — Вы действительно подумали над тем, что меня не покажут? Я ведь в ваших стоп-листах.
— Никаких стоп-листов у нас нет! — ответили мне. — У нас нет цензуры, и вообще, вас рекомендовал Митя Алешковский, который так классно выступил на тему «долг Родине». Мы в полном восторге!
После некоторого колебания я согласился. Раз уж они так уверены, то почему бы и нет? Каждый раз, когда я сталкиваюсь с телевидением, оно удивляет меня все больше.
Если вы считаете, что вся эта красивая продукция создается в «Останкино», вы глубоко ошибаетесь. Например, передачу к десятилетию расстрела Белого Дома мы делали в подвалах на Китай-городе.
Там же, в подвалах, монтировал свой «Розыгрыш» Валдис Пельш, а Татьяна Арно иногда посещала нас. Забавно было видеть, как звезда пробирается через запущенные дворы, стараясь не наткнуться на крыс.
На этот раз программу о патриотизме готовили в арендованной промзоне на окраине Алексеевской, и я сначала подумал, что попал на строительный рынок.
Там стояли переносные туалеты, и к ним выстраивалась очередь разношерстной толпы. Я даже не сразу понял, что это массовка.
По ступенькам к месту съемки проводили Ангелину Вовк, и все улыбались, словно вели под руку наследника престола. Молодые редакторы, лет по двадцать, были полны амбиций и четко знали, чего хотят от жизни — только не качественной журналистики.
Аркадий, вот список вопросов для вас. Нам нужна история о наводнении, что-то вроде спасения собачки.
— Какой собачки? — спросил я. — Ну, плыли-плыли, деревня затоплена, хозяева эвакуированы, увидели собачку, спасли. Это очень патриотично.
Собачка… Да, конечно. Однако в затопленной деревне семь с половиной тысяч домов, и речь идет о десятках тысяч людей, оставшихся без крыши над головой.
Хорошо, тогда расскажите о Дальнем Востоке — как развозили гуманитарную помощь.
А еще подумайте, есть ли у вас история о войне.
— У меня есть история о войне, — ответил я. — Могу рассказать, как комбат заставил пленного идти по минному полю, и тот принес ему 30 тысяч долларов с трупов. Фальшивых, правда, потом подорвался и был расстрелян.
Или могу рассказать, как мой сослуживец пытался допросить наркомана, связанного зимой к дереву. В конечном итоге комбат отправил его в Чернокозово, где, вероятно, из него сделали боевика.
Или про Диму Лахина, который два дня пробыл на войне, а потом его парализовало. Мы пытались помочь ему, но, к сожалению, он не захотел жить.
— Аркадий, нам это не подходит. Нужна патриотическая история, желательно с погибшим другом.
Слово «желательно» как-то меня поразило. Знать, что просят рассказать о смерти друга, довольно странно и неприятно.
— Хорошо, — сказал я. — Просто скажу, что там было страшно, никому не пожелаю! Давайте лучше поговорим о службе в армии. Как вы считаете, каждый мужчина должен служить?
Я считаю, что современные армии должны быть автоматизированными и роботизированными, а солдат — частью целого боевого комплекса, подключенным к компьютерным системам.