— Человечество обанкротилось биологически. Рождаемость падает, распространились рак, слабоумие и неврозы. Люди превращаются в наркоманов, ежедневно заглатывающих сотни тонн алкоголя, никотина и наркотиков. Они начали с гашиша и кокаина, а завершили на ЛСД. Мы просто вырождаемся. Естественную природу уничтожили, а искусственная грозит нас уничтожить.
Далее, мы обанкротились идеологически. Перебрав все философские системы, мы дискредитировали их. Попробовав все мыслимые системы морали, остались такими же аморальными, как первобытные люди. Самое страшное в том, что серая человеческая масса продолжает оставаться таковой. Она постоянно требует богов, вождей и порядка, но, получая это, становится недовольной. На самом деле ей не нужно ни богов, ни порядка, а лишь хаос, анархия, хлеб и зрелища. В настоящее время она скована необходимостью еженедельно получать зарплату, но эта необходимость ей претит, и она уходит от нее в алкоголь и наркотики. Да что с ней, с этой кучей гниющего дерьма, она смердит и воняет на протяжении десяти тысяч лет и больше ни на что не годится, кроме как смердеть и вонять.
Страшнее другое: разложение охватывает нас, людей с большой буквы, личности. Мы видим это разложение и надеемся, будто оно нас не касается, но оно постепенно отравляет нас безнадежностью, подтачивает нашу волю и затягивает… А тут еще это проклятье — демократическое воспитание: эгалитэ, фратерните, все люди — братья, все из одного теста. Мы постоянно отождествляем себя с чернью и ругаем себя, если замечаем, что умнее ее, что у нас иные запросы, иные цели в жизни. Пора это понять и сделать выводы — спасаться пора.
— Пора выпить, — сказал Виктор, чувствуя, что пожалел о серьезном разговоре с Павором. Было неприятно смотреть на него: Павор слишком разгорячился, глаза его закосили. Это выпало из образа, а говорил он, как все адепты пропастей, лютую банальщину. Так и хотелось сказать: бросьте срамиться, Павор, лучше повернитесь в профиль и иронически усмехнитесь.
— Это все, что Вы можете мне ответить? — осведомился Павор.
— Я могу Вам еще посоветовать, — ответил Виктор. — Побольше иронии, Павор. Не горячитесь так. Все равно Вы ничего не можете. А если бы и могли, то не знали бы что.
Павор иронически усмехнулся. — Я-то знаю, — сказал он.
— Ну-с? — поинтересовался Виктор.
— Есть только одно средство прекратить разложение… — Знаем, знаем, — легкомысленно сказал Виктор. — Нарядить всех дураков в золотые рубашки и пустить маршировать. Вся Европа у нас под ногами. Было.
— Нет, — сказал Павор. — Это только отсрочка. А решение одно: уничтожить массу.
— У вас сегодня прекрасное настроение, — сказал Виктор.
— Уничтожить девяносто процентов населения, — продолжил Павор. — Может быть, даже девяносто пять. Масса выполнила свое назначение: она породила из своих недр цвет человечества, создавшего цивилизацию. Теперь она мертва, как гнилой картофельный клубень, давший жизнь новому кусту картофеля. А когда покойник начинает гнить, его пора закапывать.
— Господи, — сказал Виктор. — И все это только потому, что у Вас насморк и нет пропуска в лепрозорий? Или, может быть, семейные неурядицы?
— Не притворяйтесь дураком, — ответил Павор. — Почему Вы не хотите задуматься над вещами, которые вам отлично известны? Из-за чего извращают самые светлые идеи? Из-за тупости серой массы. Из-за чего войны, хаос, безобразия? Из-за тупости серой массы, которая поднимает на поверхность правительства, ей достойные. Из-за чего золотой век так же безнадежно далек от нас, как и в те времена? Из-за тупости, косности и невежества серой массы. В принципе, Гитлер был прав, подсознательно прав: он чувствовал, что на Земле слишком много лишнего. Но он был порожден серой массой и все испортил. Глупо было затевать уничтожение по расовому признаку. И кроме того, у него не было настоящих средств уничтожения.
— А по какому признаку собираетесь уничтожать Вы? — спросил Виктор.
— По признаку незаметности, — ответил Павор. — Если человек сер, незаметен, значит, его надо уничтожить.
— А кто будет определять, заметный это человек или нет? — уточнил Виктор.
— Бросьте, это детали. Я вам излагаю принцип, а кто, что и как — это уже детали.